Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мот, добрый день, хотел узнать, как у вас дела. Вы не пришли за своими результатами, так что я решил проверить, все ли у вас в порядке. Хотите, я отправлю их вам по почте?
– Я ничего не знал. Думал, они сразу отправляются по почте, и решил, что письмо не пришло, потому что я провалился.
– Что вы, проект был слишком хорош, чтобы провалиться, конечно, вы успешно сдали дипломную работу.
Закончив разговор, он дрожащими руками убрал телефон в карман.
– Сдал. Поверить не могу, я сдал.
– Я в тебе не сомневалась. Надо это отметить. – Мы вышли из-под деревьев на яркое солнце, краска понемногу вернулась ему в лицо. – Поверить не могу: Мотман, бакалавр наук. Я так тобой горжусь, ужасно! Нам обязательно нужно это отпраздновать!
– Точно, чтобы быть как настоящие студенты. Так что же, выпьем чаю в Фоуи?
– С теми вкусненькими португальскими пирожными.
– Непременно, моя мятежная студентка.
///////
Кажется, что нет сна глубже, чем нейродегенеративный сон, во всяком случае, так было в странной Мотовой версии кортикобазальной дегенерации. Он доучился и получил вожделенную степень – измученный, окостеневший, с непрерывными болями в руке, ноге и голове. Но теперь, когда стресс от сдачи диплома был позади, он постоянно хотел только одного: спать. Даже проспав двенадцать часов подряд, он чувствовал себя усталым. Так с чего же я решила, что занятия медитацией ему помогут? Если посадить уставшего человека на стул, велеть ему закрыть глаза и расслабиться, что с ним случится? Разумеется, Мот уснул, но вот храпеть – это было уже слишком; храп выдавал его с потрохами. Я громко кашлянула, и храп прекратился. Сама я тоже не могла медитировать, храп прокрался в мое пространство, и я вернулась в реальность. Я попыталась медитировать на мысль о том, как бы еще затормозить стремительное ухудшение Мотова здоровья, но в голову ничего не приходило. Наука указывала на потребность в активных физических упражнениях и пребывании на природе. Ни то ни другое было невозможно, ведь он по полдня проводил в постели, и к тому же мы жили среди асфальта. Нам снова нужно было отправиться в долгий-долгий поход, но Моту не хватало сил нести рюкзак. Или нам стоило поселиться там, где он был бы ближе к земле и зелени, чувствовал с ними связь. Но и это было невозможно: после потери дома ни один банк не дал бы нам кредита, а жили мы на остатки стипендии и аванс за книгу. Явно не квартиросъемщики мечты. Мы были счастливы, когда после месяцев жизни на улице у нас появилась крыша над головой, и бесконечно благодарны своей квартирной хозяйке за то, что она согласилась сдать нам жилье. Но теперь мы застряли в безвыходном положении, а Мот ускользал от меня все дальше. Каждый день я угрозами заставляла его выходить на прогулку, ненавидя себя за то, что мне приходится говорить, за то, что, подталкивая его вперед, я невольно вбиваю между нами клин. Я сама себе была отвратительна, но, несмотря на все наши страдания, двух миль не хватало. От такой прогулки у Мота прояснялось в голове и немного разминались окаменевшие суставы, но ему была нужна куда большая нагрузка. Медитация тоже явно не помогала, от сидения на стуле у него только больше затекала шея. Что же делать? Мне хотелось плакать – и вовсе не от блаженства постижения дзен.
Я обвела взглядом комнату. Все сидели совершенно неподвижно, с закрытыми глазами, очистив ум от мыслей. Саймон медленно поднял опущенную голову. Как всегда предельно собранный и точный, он опустил сложенные на груди руки.
– И медленно позвольте себе вернуться в комнату в собственном темпе. Но помните, что сказал великий Будда: возможности стучатся в вашу дверь, но карма ловит вас в свои сети.
Мы уже несколько недель занимались медитацией все вместе, и я была не уверена, что во время этих встреч хоть кто-то в группе действительно медитирует. Я мучилась, Мот дремал, Джилл вряд ли могла тридцать минут ни о чем не думать, а Саймон, очевидно, проводил это время, придумывая шутки про Будду. Только Марион, похоже, испытывала полное умиротворение – она глубоко засыпала еще до начала занятия и обычно просыпалась как раз к чаю.
Теперь мы все закончили медитировать. Сара потянулась и поднялась со стула с непринужденной грацией, которая напомнила мне, как колышется спелый овес на ветру. Я смотрела, как она ставит чайник, и не могла поверить, что ей вот-вот стукнет шестьдесят.
– Когда у тебя начинается тур в поддержку книги? – Она поставила чай на стол, и все обернулись в мою сторону; я поерзала на стуле. Я наконец нашла способ быть в одном помещении с людьми и общаться с ними без приступов паники, но много говорить так и не научилась. На скамейку напротив сели Джилл и Саймон; язык их тел выдавал их с головой. Два одиноких человека – ни детей, ни других родных, о которых можно было бы беспокоиться. Почему же они скрывают свои отношения?
– Совсем скоро. Я стараюсь об этом не думать. – По тому, какими все обменялись взглядами, было видно, что они не меньше меня сомневаются в моей способности выйти на сцену и рассказать о своей книге.
– А что социальные сети? Этим они попросили тебя заняться?
– Да, «Твиттер» и прочее. Я этот «Твиттер» никогда даже не открывала и плохо понимаю, зачем это все нужно.
– Это нужно для связи с другими людьми, для общения. Больше народу узнает про твою книгу.
– Но эти люди мне совершенно чужие; я ничего о них не знаю. А что, если все эти люди, наоборот, будут только ругать мою книгу и она будет продаваться гораздо хуже?
– Ну вот Мот едва с нами знаком, но доверяет нам достаточно, чтобы уснуть на занятиях медитацией. Иногда нужно просто довериться людям.
– Это не так-то просто сделать, Сара, – Джилл резко выпрямилась, и голос ее зазвучал по-новому. – Если тебя однажды предали, остается травма. После этого вернуть доверие к людям почти невозможно. – Она немного подвинулась на скамье, сев чуть ближе к двери. – Травма способна изменить человека, будь она от потери дома, развода или просто предательства. Все это ранит нас на всю жизнь.
– Может быть, и так, но иногда нужно совершить прыжок. Забыть прошлое и просто прыгнуть вперед. Кто хочет печенье? – Сара протянула нам тарелку.
– Как я уже сказала, это не всегда так просто, Сара.