class="p1"> Всё происходящее было настолько странным и необычным, что вызывало только любопытство без тени тревоги и сомнений.

Свет! Тёплый! Это не может быть плохо.

***

По инерции обернувшись и увидев то, о чём говорил Финдарато, Турукано, не чувствуя ни восторга, ни радости, ни тревоги, опустил голову и, смотря себе под ноги на белый холодный снег, не замечая загорающихся на нём искорок и нежно-розового отсвета, пошёл обратно в лагерь, стараясь составить в голове текст, который должен написать. После того, как позволил применить к себе чары, принц чувствовал себя живее, но очень странно. Больше не хотелось лечь, чтобы обессиленное тело не приходилось заставлять двигаться, не возникало иссушающей душу потребности постоянно воспроизводить в голове образ Эленнис, вытесняя реальность иллюзией её присутствия рядом, чтобы казалось, будто ощущаются прикосновения и дыхание любимой, теперь всё существо требовало что-то делать, здесь и сейчас, безотлагательно. Навязчивые мысли, что эльфийка, которая стала не просто смыслом жизни, но и самой жизнью, не увидит изменившегося мира, Эндорэ, не узнает, кто станет избранником дочери, не услышит новых песен, не вдохнёт ароматы невиданных в Валиноре цветов, не встретит собратьев, живущих за морем, и не сможет дарить своему супругу любовь, обрекая на бессмысленное мучительное существование, теперь не занимали всё сознание без остатка. Чары всколыхнули и перемешали чувства, заставили осознать, на чём строилась болезненная привязанность, которая нынче не даёт смириться с потерей и жить дальше: всему виной понимание, терзавшее Турукано с самого начала супружества, что в любой момент может случиться беда, которая всё равно неизбежна, и счастье однажды навсегда покинет, поэтому необходимо с граничащим с безумием отчаянием хвататься за каждое мгновение вместе, ведь… вдруг оно последнее?

А теперь хвататься больше не за что…

Теперь НАДО жить счастьем дочери, ведь для Эленнис это было важнее всего… Надо, необходимо… что-то делать! Написать отказ от супружества! Артаресто не станет хорошим мужем для Иттариэль! Иначе, Эленнис давно бы предложила их свести!

«Прощай навек» — вот последняя черта…

Турукано не понял, снова ли Финдарато применял магию, или разум сам играл с воспоминаниями, но вдруг заполнившие весь мир вокруг картинки, словно повисшие в воздухе, сложившиеся куполом и закрывшие убитого горем вдовца от живых, расступились, между изображениями возникли зазоры, сквозь них стало видно синее прекрасное небо. Яркое, сияющее… как её глаза.

«Прощай…»

«Навек».

Картинки, картинки…

А ведь Эленнис могла погибнуть в Альквалондэ, убивая Тэлери, и это не было бы героизмом, такая смерть стала бы не венцом жизни, но клеймом.

— Спасибо, Эру, — прошептал сын Нолофинвэ, растворяясь в синеве нового неба над головой, чувствуя, что снова плачет, — спасибо, что смерть Эленнис не стала постыдной… Если это всё, что ты мог сделать для нас…

Ощутилось непривычное тепло, и слёзы катились уже не только от горя, но и от нестерпимой рези в глазах: белый цвет стал невыносимо ярким.

— Турукано, — Финдарато потрепал брата за плечо, — тебе надо поспать. Немного. Всё равно с таким горячим светилом в небе продолжать путь невозможно: ничего не видно.

— Да, — выдохнул принц, — я слышу, как отец распоряжается о привале.

— Только, любезный брат, — голос молодого короля стал неискренне нежным, — не вздумай мечтать, что не проснёшься. Ты ещё не всё сделал для меня.

***

— Ночь… нас подождёт… — тихо пропел нежный голос, и мокрой от слёз щеки ласково коснулась ладонь.

Турукано, разумеется понимая, что это лишь очередной тяжкий сон, который нет сил отпустить, схватил рукой, наверное, подушку, но казалось вдовцу совсем другое.

— Не зажигай огня — с тобой сияние звёзд, — продолжала звучать музыка, — здесь так хорошо…

Не потревожит сон

Сомнения стон

И жалобный перезвон.

Вокруг было очень красиво: снег отступал, таял, превращаясь в ручьи, горящие золотом днём и таинственно переливающиеся серебром ночью. Сквозь трескающийся с треньканьем колокольчиков лёд прорастали ярко-зелёные побеги, и Эленнис, живая и ещё прекраснее, чем прежде, касалась их пальцами. Розовыми и мягкими. Не чёрными скрюченными…

— Вот здесь наконец я обрела тебя, мы долго были в пути, — приближался голос и тёплое дыхание, но сама эльфийка уходила всё дальше, и сугробы расступались перед ней. — Всё, всё позади! Больше не надо нам бояться звука шагов в ночи глухой

И узнавать в толпе твой силуэт, и хватать пустоту!

«Что-то не так! — вдруг ужаснулся озарению Турукано. — Эленнис… Она не может быть здесь, в этом красивом месте! Она не может быть счастлива! Моя Эленнис… Братоубийца. Она несёт посмертное наказание у Намо в бездне».

— Но в дальнем краю светится дождь во мгле, играя с мокрой Луной, — пропел голос, и среди залитых золотыми лучами лесов реки наполнились талой водой, став быстрыми неукротимыми потоками. — Дай руку свою, я расскажу тебе, как быстрая тень манила вслед за собой,

Но наступил тот день, и мы нашли дорогу домой.

«Кто ты?» — просыпаясь во сне, постепенно теряя связь с иллюзией, спросил принц.

— Просто кончилась зима…

Пробуждение стало тяжёлым испытанием, словно тело пришлось вытягивать из вязкой патоки. Голова казалась неподъёмной, веки не было сил разомкнуть, но всё же Турукано сел на постели и открыл глаза.

Шатёр. Полумрак. Пустая кровать. И странное ощущение, что сон был не просто очередным болезненным видением.

Это… предупреждение.

— Надо уходить со льда! — откуда-то взялись силы резко встать. — Свет несёт тепло! Здесь всё растает!

***

Первыми к изменившейся обстановке приспособились самые юные эльфы, смастерив себе «вуали» из тонких полупрозрачных тканей и быстро поняв, что снежки из чуть подтаявшего в тёплом свете дитя Лаурелин снега получаются лучше. Всюду слышались обсуждения, как продолжать путь, кто-то высказывал опасения, что лёд начнёт проваливаться, другие спорили: нет, если подобное и произойдёт, то очень нескоро. Однако все были согласны с тем, что задерживаться не стоит, поэтому, когда небо снова стало сиреневым, и Майэ Ариэн перестала слепить глаза, Нолдор двинулись в путь на север.

***

Нежно-розовый мир постепенно темнел, становился лиловым, синим, на чистом небе появились плотные фиолетовые облака. Подтаявший днём снег заледенел, стал скользким, дорога заблестела.

Эльфы не говорили об этом, но каждый ждал, что чёрное звёздное небо озарит сияние Итиль.

— Сын, — окружённый охраной король Нолофинвэ прямо посмотрел на младшего наследника, — прошу, не говори ни с кем о таянии льда под лучами Анар. Всё, что нужно, будет спето Акларикветом и его