менестрелями. Решение о том, когда, куда и как идти, принимаю я, советуясь с Лаурэфиндэ и его доверенными командирами. Это опытные охотники и разведчики, видевшие во льдах больше, чем ты и я. Про Анар никто ничего не знает, но ты же понимаешь, кто лучше разберётся в дороге? Твой сон предупреждал нас об опасности, и многие грезили подобное. Но что мы можем сделать? Быстрее идти нет возможности, с нами же калеки и дети. Их немного, но я ведь не могу идти, не оглядываясь! По пути и так погибли слишком многие.

Турукано промолчал, в очередной раз убедившись, что отец всё снова решил сам. Без него.

— Итиль восходит! — послышались восторженные крики эльфов. — На востоке сияет небо!

— Вот видишь, — лицо Нолофинвэ смягчилось, — не придётся идти во мраке. Улыбнись, сын, порадуй меня. Ты же знаешь, как важно для отца счастье детей.

— Знаю, — прошептал Турукано, — и очень боюсь за дочь.

Серебристый свет разлился по небу, снег заиграл, тени почернели. И вдалеке снова завыли волки.

***

— Разобьёмся на группы по восемь дюжин эльфов в каждой, — рассуждал Айканаро, проходя вдоль вставших в ряд слушающих его охотников, — каждый из вас отвечает за свою группу. Валар осветили Арду, и, полагаю, в их земле нет вреда от Анар. Однако, здесь во льдах может случиться что угодно. С этого момента идём без остановок, пока в небе Итиль, и придумываем способы защищаться от слепящего света. Высказывались идеи о закопчённых стёклах, которые можно вставлять в маски. Надо обязательно проверить этот метод.

— Уровень воды в море поднялся, пусть и незначительно, — подойдя к брату, негромко сказал Ангарато, закутанный в волчьи шкуры. — Я был на берегу, и он тонет. Понимаешь, что это значит?

Айканаро с тревогой обернулся на север. Снег сиял серебром, со всех сторон доносились песни, вой зверей и крики птиц. Итиль в чёрном небе-мантии и венце из звёзд — вдохновение и надежда для всего живого.

— Перешеек не затопит, — дрогнувшим голосом произнёс Нолдо, откашливаясь.

— Быстро не затопит, — мрачно ответил Ангарато.

Близнецы опять посмотрели на север: узкая полоска суши с проложенной по ней дорогой была совсем невысоко над уровнем моря. Вдалеке виднелись белые пики айсбергов. Красиво и маняще… Можно любоваться вечно, но надо идти и не забывать, что никто не знает, сколько ещё невиданных опасностей таит в себе эта красота.

Примечание к части Песня А.Свиридовой "Просто кончилась зима"

Правда небесного пламени

Сверкая золотом оперения, купаясь в небесной синеве и лучах новорожденного светоча, Орлы Манвэ кружили над землями, ещё вчера именовавшимися Сумеречными, улавливая зорким всевидящим взглядом каждое движение каждого существа, увидевшего грозную, прекрасную и своенравную Майэ Ариэн.

И Владыке Манвэ пришлось принять то, что живые создания не были готовы к дару, казавшемуся Валар величайшим благом.

***

— Почему так светло, что это заметно даже сквозь плотные шторы? И кто снова стучит в дверь?

Ответа не последовало.

— А эти крики на улице? Которые стихли, и теперь…

— Тишина?

Макалаурэ, наконец, пошевелился и открыл глаза. Он, как обычно, лежал на спине поверх одеяла, одной рукой обнимая эльфийку, а другую положив на живот. Дис могла бесконечно любоваться лицом менестреля, его едва заметной улыбкой, бледной кожей, пушистыми ресницами и чёрными нежно вьющимися волосами, шёлковыми волнами лежащими на подушке, даже сейчас, когда творилось что-то непонятное и пугающее. Тонкая ладонь эльфийки погладила скулу любовника, проскользила по подбородку, Дис провела кончиком пальца по кадыку, спустилась во впадинку, обвела ключицы и, положив руку Макалаурэ на грудь, поцеловала кончик уха.

— Какой ответ ты ждёшь, моя девочка? — тихо спросил менестрель. — Скажи мне, и я повторю слово в слово. А одна из арф подпоёт моим речам, сделав их убедительными.

— Я не хочу лжи и повторения моих собственных слов, — твёрдо сказала травница, на миг оторвавшись от покусывания кончика уха эльфа, но её речь заставила Макалаурэ рассмеяться.

Встав с постели, менестрель подошёл к окну и распахнул шторы. В глаза, отвыкшие от света, ударило ослепительное сияние золотых лучей. Со вздохом поморщившись, наместник сгинувшего короля закрыл окно тяжёлым бархатом, опустил голову и какое-то время молча смотрел в пол.

— Что есть правда? — посмотрел в глаза своей любовнице Феаноринг. — Ты когда-нибудь была честна сама с собой? Чувствовала, как больно ранит истина, если сбросить доспехи лжи?

Дис отвела взгляд. Макалаурэ накинул на плечи халат, небрежно завязал пояс. Изящные руки менестреля открыли ящик стола, зашуршали бумаги: обрывки, сложенные или смятые листы, разного размера свитки. Феаноринг застыл, шорох стих, и что-то из ящика оказалось прижато к груди.

— Правда здесь, Дис, — прошептал менестрель. — Вот она. Именем Создателя Эру Илуватара приношу я Клятву и призываю в свидетели моего Слова Владыку Манвэ Сулимо, супругу его Варду Элентари и саму священную твердь горы Таникветиль! Клянусь вечно преследовать огнём и мечом, своим гневом любого, будь то Вала, Майя, эльф или иное творение Эру, что уже живёт или родится позже, великое или малое, доброе или злое, кое завладеет или попытается завладеть Сильмарилем, будет хранить у себя или станет препятствовать отвоевать святыню рода Феанаро Куруфинвэ! Да падёт на меня вечная тьма, если отступлюсь от своего Слова! Клянусь! Клянусь! Клянусь!

Макалаурэ обернулся и, смотря на эльфийку, покачал головой.

— Ты не хочешь знать правду о нас, Дис, — менестрель сел у окна, осторожно отодвигая шторы, — а я не хочу говорить.

Два свитка легли на стол, в руках Феаноринга запела арфа.

— Яркий свет не приемлет лжи, — прозвучали слова, — но как быть, если всё, что у меня есть, соткано из нитей самообмана, моего или тех, кто рядом? Что делать, если всё это рождённое во тьме враньё дорого? Ты сейчас молчишь, и только это правильно.

Пальцы затанцевали на струнах.

— Когда в чертоги тишины

Ты входишь —

Сам Творец и Судья,

Тогда в сиянии Итиль

Находишь

Струны в сердце Огня!

Узоры нот рождаются в тебе!..

Только во