– Нет, ей-богу, маляр, – сказал Макс, сося несуществующийледенец. Цеховой малярного цеха. Не веришь? Спроси кого хочешь. Цеховоймалярного цеха Пешков.

– Будет врать! Маляры вовсе не такие.

– Маляры разные.

– Если маляр, то что же он тут делает, в Италии?

– Живет.

– А почему не в России?

– Потому что потому – оканчивается на «у».

В интонации, с которой была сказана эта общеизвестная фраза,Пете почему-то послышалось нечто напоминавшее Гаврика, Ближние Мельницы,Терентия, Синичкина – словом, все то, что было для него навсегда связано сволнующим понятием «революция» и что вдруг снова неожиданно возникло перед нимздесь, в Неаполе, сегодня, в виде этих остановившихся вагонов трамвая, бушующейтолпы, звона стекол, револьверных выстрелов, зловещих, иссиня-черных перьев нашляпах берсальеров, флагов, портретов и, наконец, в виде человека с якорем наруке, в котором он узнал потемкинского матроса. Петя хотел расспросить Макса отом, как попал сюда Родион Жуков, узнать, кто такой господин в пенсне, и вообщечто они здесь все делают, но в это время подошли к почте.

– Давай свою корреспонденцию, – сказал Макс.

– Это еще зачем? – подозрительно спросил Петя.

– Давай, давай! Некогда мне с тобой возиться. Куда посылать?

– Открытку – тете в Одессу, а письмо – в Париж.

– В Париж?

– Ага!

– Тогда мы его отправим экспрессом.

– Как это – экспрессом? Я не понимаю…

– Деревня! – делая сосущие звуки языком, сказал Макс. –Экспрессом это значит экспрессом. Ну, в общем, курьерским поездом. Прямымсообщением. Папа всегда отправляет в Париж экспрессом. Давай письмо.

Немного поколебавшись, Петя вынул из кармана довольно ужепомятый конверт. Макс его схватил, побежал к окошечку и быстро, хотя ишепеляво, залопотал по-итальянски.

– А деньги? – крикнул Петя, но Макс в ответ только несколькораз лягнул ногой: дескать, не мешай.

Через две минуты он вернулся к Пете и протянул квитанцию.

– А деньги? – повторил Петя.

– Чудило, я этих писем каждый день штук пятнадцатьотправляю, и у меня – во! – видал, сколько марок? – Он вынул из кармана горстьпочтовых марок. – Когда я гощу у папы, я у него всегда отправляю письма. А тыоткуда знаешь Владимира Ильича?

– Какого Владимира Ильича? – удивился Петя.

– Ленина.

– Какого Ленина?

– Который живет в Париже, улица Мари-Роз. Ульянова. Япрочитал на конверте адрес. Ты ведь ему письмо посылаешь?

– Ну да! – сказал Петя. – Ульянову. Но это не от меняписьмо.

– Так тебе папа поручил?

– И не папа. А мне его дал в Одессе один человек… В общем,поручили одни люди… – Петя невольно покраснел.

Макс понимающе закивал лобастой головой:

– Понятно, очень понятно. Да ты на меня не смотри такподозрительно. Мы сами часто посылаем Ульянову… То есть отец мой пишет, а ужпосылаю я. И тоже всегда экспрессом. А теперь говори, где живешь?

– В гостинице «Эспланад-отель».

Макс наморщил лоб, отчего стал еще больше похож на отца.

– Ну, это, кажется, не так далеко отсюда. Пойдете прямо,дойдете до фонтана, свернете налево, и там через два переулка будет ваш отель.А пока арриведерчи, мне надо бежать.

И, наскоро пожав руку Пете и Павлику, Макс перешел улицу,повернул и скрылся за углом, где в нише стояла раскрашенная статуя мадонны,убранная цветами и лимонными ветками с маленькими недозревшими плодами.

– Ну, а теперь давай, – сказал Павлик, кряхтя и потирая колено.

– Что?

– Давай! – повторил Павлик и даже протянул руку. – Давайполовину лиры.

– Не понимаю, какой?

– Итальянской. Которую папа дал на марку, а ты сэкономил итеперь хочешь зажилить.

– Ах, вот что? Ну, это, брат… – И Петя поднес к лицу Павликакулак с пальцами, сложенными особым, весьма обычным образом.

– Тогда ты мошенник, – сказал Павлик и вдруг довольно жалкозахныкал, поглядывая вокруг сухими каштановыми глазами.

– Замолчи! – зашипел Петя. – На нас уже обращают вниманиеитальянцы.

– И пусть обращают! Пусть все видят, какой ты мошенник! – ИПавлик заплакал еще жальче.

Петя испугался.

– Ладно, – сухо сказал он. – Если ты такая свинья, топожалуйста. Только надо сначала разменять.

– Не надо менять. Давай сюда лиру, я тебе дам сдачипятьдесят чентезимов. – И Павлик, порывшись за пазухой, нашел на ощупь и вынулнебольшую серебряную монетку.

– Павел, откуда у тебя деньги? – строго спросил Петя голосомВасилия Петровича.

– Я их выиграл в Ионическом море у повара! – с оттенком гордостиответил Павлик.

– Сколько раз я тебе повторял, чтобы ты никогда не смелиграть в азартные игры, скверный мальчишка!

– А сам? А кто у папы с вицмундира содрал все пуговицы?

– Так я же тогда был маленький.

– А я теперь маленький, – рассудительно заметил Павлик.

– Но довольно подлый, – ядовито закончил Петя. – Смотри, явсе про тебя расскажу отцу!

– И навсегда будешь ябеда! – захлебываясь от восторга,проговорил Павлик.

– Джелато! Джелато! Джелато! – раздался в это времябожественный тенор итальянского мороженщика, и мальчики увидели сундук, такойже зеленый, как у мороженщиков в Одессе, но только гораздо длиннее, расписанныйвидами Неаполя, и не на двух колесах, а на четырех.

Братья переглянулись, и в тот же миг между нимивосстановились прочный мир и самая нежная дружба, основанные на страстномжелании нарушить категорическое требование отца никогда ничего не покупать наулице и тем более не брать в рот без разрешения старших.