на своём месте. По сути, раз уж я уезжаю, то ему незачем меня сторожить. Но… куда? И что вообще происходит?

– Куда я уезжаю? – спрашиваю мужчину.

Он стоит всё так же, даже не повернувшись ко мне. Вцепившись в его локоть, я пытаюсь развернуть его, но это, как головой об стену – бесполезно. Делаю шаг и, встав перед ним, смотрю на него снизу-вверх.

– Что происходит? – топаю ногой, требуя объяснений.

– Вернись в свою комнату и собирайся, – невозмутимо отвечает он.

– Ладно, получу ответы в другом месте, – бросаю я и направляюсь к лестнице.

– Вернись в комнату, д… – мужчина запнулся и закончил свою фразу, бубня себе под нос.

Даже не думая выполнять его «просьбу», я спускаюсь вниз медленным шагом и наблюдаю, как все вокруг суетятся, явно убирая из дома всё лишнее. Чем дальше в лес…

Мысленно махнув рукой, я топаю босыми ногами в комнату Власова, с воинственным видом толкаю дверь, собираясь потребовать ответов. Но в полупустом помещении нахожу только аккуратно заправленную постель и предметы мебели. Никаких признаков жильца, словно здесь никого и не было.

– Делай, что тебе говорят, – шипит в лицо охранник, схватив меня за предплечье и развернув на сто восемьдесят градусов. – Иначе уедешь в одном халате, – угрожает, багровея от злости.

– Где Власов? – игнорирую его и задаю волнующий меня вопрос.

– Одни проблемы с тобой, – ругается себе под нос и тащит меня наверх.

– Ответь на мой вопрос! – требую я и упираюсь ногами в пол.

Но моей силы не хватит справиться с ним, и мужчина продолжает тащить меня, словно капризного ребёнка.

– Пять минут, – бросает он, толкая меня в открытую дверь моей комнаты, после чего громко её захлопывает.

Пару минут я стою, устремив взгляд в одну точку. В голове крутится миллион вопросов. Куда меня увезут? Что происходит в этом доме? И куда делся Власов? Ему надоела моя персона, и он продал меня какому-нибудь арабскому шейху?

Ох, Лиза, тебе надо меньше читать любовные романы. Какой шейх? Кому ты вообще сдалась?

Чем сидеть и гадать, лучше и вправду одеться и самой увидеть, куда меня увезут. Надеюсь, не в лес.

Когда в комнату заходит охранник, как всегда без стука, я уже одета в ожидании приговора.

– На выход, – кивает на дверь и, забрав мои чемоданы, идёт за мной.

Пока спускаемся по лестнице, я пытаюсь подавить в себе странное чувство, словно меня отрывают от чего-то важного. В горле поднимается ком обиды от того, что меня выпроваживают из дома, а Власов даже не явился объяснить. Конечно же я думала, что придёт день, когда меня отпустят, и я жаждала свободы, но, выходя из этого дома, мне хочется плакать.

Мои чемоданы загружают в багажник внедорожника, а передо мной открывают заднюю дверь. И это вовсе не из вежливости, а чтобы я никого не задерживала.

Перед тем, как загрузиться в машину, затылок простреливает горящей стрелой, и я вся подбираюсь от понимания, что кто-то на меня смотрит. Поворачиваю голову и смотрю в окна дома, но из-за бьющих лучей солнца ничего не вижу. Вздохнув с разочарованием и сглотнув горький ком, я сажусь на указанное место и закрываю дверь.

“Вот что с тобой не так, Лиза? Ты сама не понимаешь, что хочешь. Ты ведь ненавидишь его, смерти ему желала, а что теперь? Готова разреветься из-за того, что он не удостоил тебя своим вниманием? Не пришёл сам сказать, что тебя отпускают? Спустись на землю и включай мозги!” – твердит здравый смысл, но всё зря. Я продолжаю смотреть в окна дома и надеяться, что он выйдет и скажет хоть что-то, пока автомобиль не покидает территорию особняка.

Половина дороги проплывает мимо, я погружаюсь в свои мысли и по сторонам особо не смотрю. Вопросы в голове крутятся, а я чувствую себя белкой, которая пытается за что-то зацепиться и остановить это колесо.

Раздавшийся сигнал снаружи и ругательство водителя-охранника, приводит меня в чувство, и я озираюсь по сторонам – мы в городе. Вскоре чёрный внедорожник и вовсе останавливается перед дверями моего общежития, и я, выпучив глаза, пытаюсь подобрать слова.

Зачем меня сюда привезли? Меня же наверняка отчислили за непосещаемость, а, собственно, и из общежития должны были турнуть. Ну прекрасно, теперь я бомж. Как-то раньше не думала, что, получив свободу, я по сути останусь на улице.

Охранник, сохраняя молчание, выходит из машины, достаёт мои вещи из багажника и, заметив, что я так и сижу на заднем сиденье, открывает дверь.

– Приехали, – сообщает с таким видом, словно у меня заторможенность в развитии.

– Почему ты меня привёз сюда? – спрашиваю, так и не двинувшись с места.

– Мне приказывают – я выполняю. Выходи и не заставляй вытаскивать тебя силой, – говорит спокойно и с улыбкой, но я знаю, что за ней скрывается.

Особо выбора у меня нет, и как только я выхожу из машины, он захлопывает дверь, садится на место водителя и автомобиль, визжа шинами, трогается с места.

– Ну и что мне теперь делать? – с выдохом задаю вопрос в пустоту.

На вокзал идти? Так-то начало зимы уже. Спать на улице… можно и не проснуться. Постучатся к Лере? У неё там новый отчим, наверное, и правила в доме новые. Не хочу никому доставлять неудобства. Можно поговорить с Марией Николаевной, чтоб пустила меня пожить пару дней, пока я не решу, что делать со своей сломанной жизнью. Уверена, у неё найдётся местечко в общежитии, я согласна и на каморку, лишь бы не на улице.

– Лизочка! – раздаётся за моей спиной, и я поворачиваюсь. – Ой, деточка, и правда ты, – восклицает тётя Маша и несётся ко мне. – Выздоровела? – спрашивает она, заключая в свои объятия. – А ведь я говорила тебе – не пахай как лошадь, боком выйдет, – пальцем меня отчитывает, а я пытаюсь понять, о чём она говорит.

– Вы о чём, тёть Маш? – прищуриваюсь я.

– Ну как же, пришёл какой-то родственник твой, сказал ты серьёзно заболела и пока отлежишься в какой-то дорогой больничке, – с серьёзным выражением лица отвечает, а я начинаю сомневаться в её адекватности, всё-таки человек немолодой уже.

– Какой ещё родственник? Какая болезнь? – непонимающе качаю головой я.

– Ну тот, который твои вещи забрал. Бумажку мне ещё приволокли, с печатью ректора, – продолжает говорить и делает шаг в сторону входа. – Пошли-пошли, ты смотри какой холод, опять заболеешь, – тараторит баба Маша.

Вцепившись в ручки чемоданов, я иду за ней и тащу их за собой. На улице и правда очень холодно, надо уже подумать