В наступившей тишине особенно громко прозвучал голос Леукуса:

— Не друг ты мне больше, Ио. Совсем не друг…

Удерживать серьезное выражение лица с каждой секундой становилось все сложнее. В конце концов, сдавшись, я позволила себе тихонько рассмеяться. Вместе с этим смехом наружу выходило все то скопившееся напряжение, что так и витало в воздухе в эти дни.

Мало того, что Ионтин был сыном галеция Астера Лугстара — мага, что собирался во что бы то ни стало казнить меня по надуманному обвинению в убийстве, так он еще и являлся женихом Дионики. Очередное подтверждение этому я увидела случайно, когда в четверг выходила из кабинета магессы Вантерфул.

Они оба — и моя обвинительница, и Ио — стояли в коридоре второго этажа, особо не пытаясь от кого-либо спрятаться. Водница привычно висла на шее парня, что-то с восторгом ему рассказывая.

Увидев меня в мантии огневиков, Ионтин помрачнел, будто разом окаменел, а до меня таки долетел обрывок чужой фразы. Они говорили о предстоящей свадьбе, что, впрочем, меня нисколько не удивило. Аристократы редко создавали союзы по воле сердца. Все чаще ими управляли деньги и власть.

— Ладно, посмеялись — и хватит, — смахнула я слезу с щеки и вновь натянула варежки из собачей шерсти, в которых рукам было значительно теплее, чем в принятых у аристократии перчатках. — Мне пора идти. Как выйти отсюда?

— Никак. — Поднявшись на ноги, Ио прошел к трону и выпихнул из него Леу. Жестом пригласив меня присесть, он неожиданно требовательно произнес: — Где наша неустойка?

На ледяной трон я все-таки села. А иначе бы просто села мимо.

Иногда понимание всей абсурдности ситуации лежит ровнехонько на поверхности. Ее не нужно искать, нет необходимости доказывать. Каждый из собравшихся отлично осознает, что предмет разговора — пыль, глупость, не стоящая внимания, но все равно пытаются делать вид, будто беседа самая что ни на есть важная.

Прямо-таки государственного масштаба!

Сидя на ледяном троне и слушая о том, что за пропущенные рабочие дни я теперь обязана выплатить парням неустойку либо же отработать часы в двойном размере, я думала о бренности бытия. Ведь время скоротечно. Его нельзя, просто абсурдно тратить на глупости.

— …и таким образом… — разглагольствовал Леу, все больше пытаясь меня запутать.

— Парни, а что происходит?

Мой тон больше не предполагал шутливости. Всего с десяток минут назад я резвилась в снежном городке перед главным зданием академии, но ни на миг не забывала о проблемах, что душили ежечасно, ежесекундно.

Я позволила себе всего мгновение, чтобы забыться, отвлечься, но планы на вторую половину сегодняшнего дня у меня были просто грандиозными.

И в них определенно не присутствовали ни Ионтин, ни Леукус.

— Даю вам две минуты на то, чтобы объясниться, — произнесла я, отметив, как парни переглянулись.

— Лиция… — взял слово Леу, явно не собираясь эти самые слова подбирать. — Мы хотим тебе помочь. Ну… С Дионикой и ее обвинениями.

У меня не было ни единой причины, почему я могла бы довериться этим двоим. Леукус был слишком легкомысленным, чтобы я могла говорить с ним о чем-то серьезном или пуще того — рассчитывать на его помощь. Ионтин же просто родился не в той семье и…

На его счет у меня имелось куда больше возражений. Самым жирным являлась как ни странно Дионика. Это просто невозможно — быть женихом для нее и другом для меня.

А другом ли?

В любом случае Ио в этой игре мог принять только одну сторону и свой выбор он уже сделал.

— Я просто теряю с вами время, — освободила я трон, качнув головой в отрицательном жесте.

Поднявшись, призвала на ладонь огонь, намереваясь создать для себя выход из этой снежной пещеры, но была остановлена крайне странным вопросом:

— Убогая, а тебе известно, что такое любовь?

— Не понимаю, как расценивать твои слова, — зло отчеканила я, игнорируя раздражающее обращение.

Поворачиваться лицом к парням даже не думала. Так и стояла, глядя на белоснежное полотно, удерживая пламя, что нисколько не обжигало. Оно колебалось, но ветра здесь не было и быть не могло. Магия — это зеркало чародея, его души. Мое пламя целиком и полностью выдавало мою нервозность.

— Пожалуй, я подожду вас у ворот, — в голосе Леукуса прослеживалась некая неловкость.

Тишина — неестественная, скованная — образовалась лишь на миг. Странный звук, похожий на быстрое скольжение, оповестил меня о том, что огневик нас покинул. Мы с Ионтином остались один на один, но этого ему показалось мало. Остановившись у меня за спиной, он коснулся моих рук, сжал плечи.

— Меня тянет к тебе, Лиция. Я с ума по тебе схожу, — достиг моих ушей болезненный страстный шепот.

— Я должна тебя пожалеть? — процедила я, едва дыша, гася магию.

Ногти впились в ладони, но эта боль нисколько не отрезвила. Грудь вздымалась все сильнее, а снежная пещера казалась все меньше.

— Я не могу пока отказаться от Дионики.

— Не можешь или не хочешь? Мне, в принципе, все равно, но ты хотя бы себя не обманывай. — Непонятно откуда взявшаяся желчь так и лилась из меня. — А так я тебя прекрасно понимаю, она завидная невеста. Особенно теперь. Весь твой род…

Договорить мне не дали. Схватив за плечо, Ионтин дернул меня, тем самым вынуждая обернуться. Беседовать, стоя лицом к лицу, оказалось не так легко. Все, что еще секунду назад было готово сорваться с моего языка, теперь застряло в горле.

Синие глаза затягивали и чернели, превращаясь в омуты.

— Я не могу пока отказаться от Дионики, — повторил он непримиримо. — Ты видела, на что способен глава рода. Тебя лишили любой работы в столице, но поверь мне, их руки куда длиннее. Если я пойду против приказа отца, моя жизнь станет невыносимой. И Ди, и мой отец сделают все, чтобы я изменил свое мнение и приполз к ним на коленях. Все, что мне нужно, — это доучиться, Лиция. Как только я получу диплом, мои руки будут развязаны. Сейчас ты должна просто потерпеть и позволить мне доиграть эту роль.

— Ио, я ничего тебе не должна. Меня вообще не касаются твои отношения с отцом или Дионикой, — усмехнулась я, попытавшись сделать шаг назад.

Но увеличить расстояние между нами мне не позволили. Наоборот, объятия стали крепче.

— Касаются, Лиция. Потому что я люблю тебя и не дам тебе меня игнорировать.

То, что меня сейчас поцелуют, я осознала гораздо раньше, чем это произошло. Сухие губы парня еще не коснулись моих губ, а я уж знала, что сейчас случится неотвратимое. То, против чего я должна протестовать, чему обязана противостоять.

Потому что, что бы ни говорил Ио, что бы ни чувствовала к нему я сама, у него по-прежнему была невеста. Любил ли он ее — вопрос другой. Она была, и для меня, для моей совести этого оказалось достаточно.