недостаточно активная щитовидка, поэтому даже в самом благоприятном климате организму приходится бороться за регуляцию температуры, сохранение энергии и нормальную работу обмена веществ. В условиях высокогорного холода это осложняется, и я решила, что потеря волос может быть как-то связана с этим, но после кучи анализов крови, мочи и слюны врач кратко заключил: «У вас стресс». И никому нет дела до того, какой стресс испытываешь, когда тебе заявляют, что от сильного стресса у тебя выпадают волосы. Ну да, давайте, скажите это еще раз.

Генерал Паттон32 внутри меня твердил: «Если все думают одинаково, значит, никто не думает». Я сосредоточилась на будущем. Чувствовала себя готовой к Эвересту. Я связалась с Дэниелом, и он согласился. Следующим шагом был тяжелый разговор с мужем. Я уведомила Джонатана о своих планах подняться на Эверест в мае 2012 года.

– Таким образом, у меня будет 7 месяцев на тренировки, – объяснила я. – Единственная проблема в том, что потребуется серьезное вложение финансов.

– Твой дар преуменьшать не перестает меня удивлять. Продолжай.

Не было смысла пытаться очаровать или обхитрить его, поэтому я выложила цифры.

– Я оцениваю это минимум в 80 тыс. долларов. У меня заканчиваются бонусы и сбережения. Если я сейчас найду себе работу, не смогу тренироваться целыми днями, не говоря уже о двухмесячном отпуске для экспедиции. Я думаю об этой чертовой горе уже два года. Я прочитала все книги, просмотрела все документальные фильмы, работала изо всех сил, чтобы добраться до нее, в буквальном смысле слова! У меня теперь задница, как у пугала. Если я так и не доберусь туда, тогда для чего я старалась?

– Вот и расскажи мне, – сухо отозвался он.

– Как сказал Мэллори, потому что он есть…

– Мэллори там и остался, – сказал Джонатан. – Не слишком умное замечание, но он до сих пор там, и с ним еще Бог знает сколько других, одни погибли, другие были искалечены, третьи остались без гроша.

– Мы не останемся без гроша.

– Это наименьшая неприятность в очень длинном списке возможных проблем.

– Муж, деньги – возобновляемый ресурс. А вот время – то, что я не могу позволить себе тратить впустую.

Он легонько побарабанил пальцами по кухонному столу.

– Как я понимаю, раз заварил кашу…

– Вот именно!

– А если ты не дойдешь до вершины?

– Дойду, – сказала я и сама в это поверила.

Я была готова поспорить на свою костлявую задницу. Я позвонила в туркомпанию и сообщила им, что точно планирую отправиться с ними весной.

– Отлично! – ответили мне. – Ожидаем от вас оплату до конца года.

– Да, да, никаких проблем, – подтвердила я с горечью.

Теперь, когда я всерьез стала планировать экспедицию, стратегия состояла в том, чтобы научить тело учитывать приоритеты, а также поглощать и использовать кислород. Все дело было в максимальном объеме легких. Я встретилась с доктором Аароном Бэггишем из Массачусетской центральной больницы, который работал в рамках специальной программы по улучшению кардиоваскулярной эффективности и повышению результатов спортсменов. Я также консультировалась у доктора Питера Хакетта, руководившего Институтом высотной медицины в Колорадо. Вместе мы подобрали комплект медпрепаратов для Эвереста: все, что может мне понадобится, если вдруг что-то на горе пойдет не так. Больше всего я опасалась отека легких и головного мозга. Я не знала, будут ли мои препараты для щитовидки эффективны на высоте более 8000 м. Рубцовая ткань от прошлых операций, как и любая область, где было нарушено кровоснабжение, могла быть подвержена быстрому переохлаждению и обморожению. В моей «восьмитысячной аптечке» был дексаметазон от воспаления и отека мозга; нифедипин, блокатор кальциевых каналов, средство от повышения артериального давления и боли в груди; силденафил (он же виагра или сиалис) от легочной артериальной гипертензии; а также и ацетазоламид от острой высотной болезни. Вместе со всем этим я собрала основные препараты, входящие в любую хорошую аптечку: антибиотики, обезболивающие, антигистаминные препараты, пластыри, раствор для увлажнения и промывания глаз, имодиум – просто рог изобилия для пессимиста.

Последним ключевым членом команды по улучшению максимального объема легких стал Питер, тренер по марафону, который по часу дважды в неделю выматывал меня до последнего. Размахивая секундомером, как электрошокером, он заставлял меня раз за разом сражаться с накоплениями молочной кислоты в мышцах. Милю вдоль Чарльз-Ривер я пробегала за 10 минут, что в масштабах марафона – ничто, но на горе, на высоте 8000 м, важна будет не скорость, а выносливость, умение осознанно делать каждый вдох и контролировать каждый выдох. Я занималась силовыми тренировками со свободными весами, чтобы мышцы были сильными, но не слишком массивными, и пилатесом для укрепления мышечного корсета. Мне с трудом верилось, что массаж может быть не только расслабляющим, однако, по настоянию своей команды, я дважды в месяц терпела пытку глубоким массажем тканей, во время которого меня разминали и месили, как тесто. Когда Питер порекомендовал принимать ледяные ванны, я попробовала, но без большого энтузиазма и не так часто, как ему бы хотелось. Джонатан устанавливал для меня таймер и старался не обращать внимания на поток ругательств, доносившихся из-за двери ванной комнаты.

Я обратилась к управляющим компаниям двух из самых высоких зданий в Бостоне, Пруденшал Сентр и Башни Джона Хэнкока, с просьбой разрешить мне бегать вверх-вниз у них по лестницам для тренировок. Оба ответили категорическим и скептическим «нет», но Мередит Уэйтс, генеральный менеджер клуба Бостонского колледжа на Федерал-стрит, договорилась о том, что мне можно будет использовать лестницу их здания – 966 ступенек вверх, 966 ступенек вниз – после того, как я предоставила письмо от своего кардиолога с гарантией, что я не упаду замертво на их территории.

Собирая два баула для восьминедельной экспедиции, я обсуждала цену и целесообразность каждого предмета. Одежда нужна многослойная. Закуски должны быть достаточно вкусными, ведь аппетит в горах пропадает. Гаджеты – многозадачными. Стелькам Hotronics требовалось солнечное зарядное устройство; нет ничего опаснее пронизывающего до костей холода, ведь он представляет опасность для стоп, а они никак не должны подвести.

Я ни на минуту не забывала о цифрах статистики, как, впрочем, и Джонатан. К 2011 году количество смертей от всех удачно завершенных восхождений составляло 1,18 % – это показатель был явно занижен, так как число экспедиций (и восхождений) удваивается каждое десятилетие.

– Но если посмотреть в перспективе, – рассуждала я, – это ведь будет не то же самое, что подниматься на Аннапурну, где смертность составляет 32 %, или на К2, где показатель 23 %, то есть там умирает каждый четвертый или пятый альпинист. Уровень смертности на Эвересте незначительно ниже, чем на Чо-Ойю, а там он 1,4 %, что считается относительно безопасным.

Джонатана все это не слишком убеждало, но, на