Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы поднялись на Шишабангму 4 октября 2011 года, а на Чо-Ойю 12 октября 2011 года, двойное восхождение с разницей в 8 дней.
Я позвонила мужу, как только сотовая связь стала доступна. Он рассмеялся, когда я поведала ему о явившихся мне прекрасных пакистанках и пожалел меня, когда я рассказала ему, как чуть не описалась при спуске. А затем я сжато рассказала ему о конфликте с Норманом.
– Это было черт знает что, – призналась я. – Я по настоящему боялась.
– Судя по тому, что ты говоришь, он тоже боялся.
– Боялся? Чего?
– Того, что ты его обгонишь.
– Обгоню? – вскипела я. – Я переживу, если кто-то обзовет меня стервой, но это его «Смотри, как бы с тобой ничего не случилось» – это угроза, и она подразумевает нечто большее, чем просто смущение от того, что кто-то кого-то обогнал. Если у него проблемы, он обязан относиться к их решению с несколько иным энтузиазмом. Неужели ты не можешь хоть на минуту принять мою сторону? Черт бы все побрал!
– Я всегда на твоей стороне, – твердо произнес Джонатан, и наступило неловкое молчание.
Я посмотрела на свой телефон и увидела, что сигнал пропадает, осталась только одна полоска.
– Джонатан? Ты меня слышишь?
– Да, но я чувствую, что мне нечего сказать, поэтому просто слушаю.
– Я не хочу об этом говорить. Все к черту запуталось. Вот и все. Мне казалось, я там совсем одна. Никогда в жизни мне не было так страшно.
Мы оба знали, что это неправда. Я определенно бывала напугана и сильнее. И не раз. Ужас был основной составляющей моей эмоциональной диеты в детстве. Меня регулярно пичкали им, пока рассудок не привык. Вот почему Норману удалось так быстро пробить меня, а ведь он для этого, можно сказать, и пальцем не пошевелил. Как по мне, так он обладал всеми талантами опытного эмоционального насильника, и он предпочитал прекращать принципиальные разногласия так, как это делают подобные ему.
Кто-то поднимается, а кто-то видит. Эмоциональные шрамы, посттравматическое стрессовое расстройство, или ПТСР, называй как хочешь, но мне не забыть тех часов, что я провела, скорчившись, на полу под кроватью вместе с братом. Когда мы выросли настолько, что уже не помещались под кровать, мы так привыкли к страху, что могли играть в настольные игры, пока родители, напившись, дрались рядом с нами. Бен был моим единственным союзником в том окопе. Когда я увидела синие мигалки полицейских машин перед нашим домом, я, естественно, подумала, что что-то случилось с мамой. Решила, что, видимо, отец все-таки убил ее, и его посадят в тюрьму. Или, может быть, это она убила его, и теперь ее оправдают, если она докажет, что это была самооборона. Мне и в голову не пришло, что что-то могло случиться с Беном. Наверное, в 16 лет я никак не могла осознать, что потеряла его.
– Как насчет ужина в Dwarika’s вечером? – спросила я Дэниела в автобусе, который вез нас в Катманду. – Или… Если у вас с Норманом свои планы, то никаких проблем. Поужинаем в другой раз.
– Нет, все в порядке, давай поужинаем, – ответил он.
В тот вечер, сидя за столом напротив меня, он спросил:
– Так что там у вас в Норманом произошло?
Пока я рассказывала, он слушал, удрученный, и его вилка замерла на полпути между тарелкой и обросшим щетиной подбородком.
– Я понятия не имел. Ванесса, ты должна была сказать мне.
– Ни в коем случае. Ты бы отменил и первое восхождение, и Чо-Ойю.
– Да, наверное.
– И я осталась бы виноватой, – ответила я и отмахнулась, когда он начал брызгать слюной. – Дело не в том, что я должна была сделать. Дело в том, что он не должен был делать. И до тех пор, пока каждый не вобьет себе в башку условия этой простой задачи, ничего не изменится. Ладно, забудем об этом, как-никак, мы сегодня празднуем. Мы сделали то, что удалось очень немногим.
– Выпьем за это, – Дэниел поднял свой бокал, и я чокнулась с ним.
– А теперь, – начала я, – давай поговорим об Эвересте.
Глава 10
В Катманду передвигаются машины.
На горе передвигаются люди.
Арджун Адхикари, проводник из Непала, «13 дней в долине Кхумбу», Сигни Ливингстон-Питерс, пост на сайте medium.com
Вернувшись домой в Бостон, я разглядывала свое мертвенно-бледное отражение в зеркале ванной комнаты, пытаясь связать его с тем, какой я была, когда 8 недель назад отправилась на Шишабангму. Обычно мой вес около 63,5 кг, и размер одежды – минимум 10, а то и 12, у меня широкие плечи и мускулатура, как у матроса, засидевшегося на берегу. Теперь я весила 54 кг, для Голливуда это очень даже неплохо, но я при таком весе выглядела истощенной и изнуренной. Я надела свое любимое маленькое черное платье: оно висело на мне, напоминая упавшую палатку, а ключицы выпирали вперед. Сняв платье, я вынуждена была рассматривать костлявую грудную клетку точь-в-точь, как у оголодавших собак из Тингри. Признаюсь, давно забытый подросток с излишним весом во мне немного порадовался, однако сейчас я, вне всякого сомнения, видела точное доказательство того, что моему крепкому костяку требуется некоторая масса сверху. Я никогда больше не поддамся уверениям модных журналов, утверждающим, что быть тощей – значит быть красивой.
Теперь, когда я вернулась на уровень моря, высокогорная биохимия в моем организме вошла в штопор. Активные, насыщенные кислородом красные кровяные тельца еще около 30 дней будут носиться по моим сосудам, ускоряя обмен веществ, и мне была весьма по душе мысль о том, что некоторое время я могу позволить себе есть все, что захочу. Тренировка перед экспедицией на Эверест должна начаться с того, что мне следует восстановить немного массы на костях. Куда больше меня тревожила спутанная масса волос, остававшаяся каждое утро в сливном отверстии душа. У меня