Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не я, а ты, — она присела на корточки передо мной.
Я наяву ощутила ее холодное прикосновение на животе. Потом меня резко обдало жаром и будто ударило током. Мне почудилось, что будто капли крови начали двигаться, переливаться. Я медленно закрыла глаза и когда моргнула, Эймс уже не было. Почти теряя сознания, я с интересом разглядывала свою руку, вокруг которой кружили капельки крови. Алый танец крови завораживал, но меня отвлекли стоны и движение.
К собственному удивлению вскоре обнаружила, как остановилась кровь, а место раны затянулось, что шрама даже не осталось. В руках лежал мелкий кусок то ли мрамора, то ли стекла, в кровавой обертке. Это и есть магия Эймс? Ладно, беру все свои нелестные слова назад. Магия крови — это вещь. И надо бы извиниться перед ней. Странно, это у меня так плохо стало с глазами, или за окном солнце внезапно окрасилось в алый цвет. Я видела мир через некий красный фильтр. Моргнула пару раз, ничего не изменилось. Прислушиваясь к новым ощущениям, я стояла посреди разрухи и пыталась разобраться. Однако, сейчас не время.
Приподняв с пола острый деревянный обломок я нависла над стонущим человеком. Сконцентрировав внимание, услышала его учащенное сердцебиение и дыхание, когда приблизилась и медленно вонзила обломок ему в шею, прикрыв другой рукой ему рот. Парень задергался, пытался отпихнуть руками, начал кряхтеть и мычать, когда из шеи кровь пошла фонтаном. Сквозь красный фильтр я четко различала где сейчас живое существо, видела поползновения кровавой струи как некий корень дерева. Человек подо мной постепенно стал окрашиваться в серый. Не дожидаясь его кончины, прошагала в следующую комнату, где вновь застала истеричную бабу из картины.
— Госпожа Лестрейндж будет в ярости, не трогайте ее, — появился домовой за спиной, когда я сняла картину.
— Кричер! Вели ей поставить меня на место! Или позови её! Где эта девчонка шляется?!
— Подойди, — велела я домовому, держа в руках орущую картину.
Старенький эльф подошел и буквально испепелял меня взглядом.
— Отдайте.
— Возьми, — протянула ему картину и когда он собирался взять ее, вонзила в его маленькое тельце обломок.
— Кричер! Кричер! Ты, мерзкая чужачка! Убийца! Поплатишься! Поплатишься за это! Белла тебя убьет! Кожу заживо сдерет!
— Скорее всего. Но её тут нет.
Картина полетела на пол. Деревянная рамка пошла трещинами, кое-где разлетелась в щепки. Я вытащила само полотно и разорвала на куски и тогда наконец-то стало тихо. Только морозный сквозняк гулял с разбитых окон и лишь тиканье часов раздавалось по залу. Ни одной живой крови вокруг. А, нет, кто-то был в дальней комнате. Хм… В небольшой коморке со всяким хламом ютился тот самый высокий юноша в ошейнике. При виде меня он испугался, стеклянный взгляд не сходил с меня, когда я присматривалась к нему. Невилл — он сейчас враг или нет? И я не приходила ни к одному выводу. Что-то меня останавливало ринуться ему на помощь.
— Эл! Эл! Ты как? Боже! — вскоре пришла Гермиона и сходу зарядила в меня какой-то магией. — Episkey!
— Я в порядке, Гермиона. Осмотри там его.
— Что? Кого? Невилл!? Невилл! — паренек так же с опаской смотрел на Гермиону и не двигался. — Невилл, это я, Гермиона.
— Он похоже под империусом, кхах-кхах, — присоединилась к Гриффиндорке Луна. Своей дрожащей маленькой ручкой держала палочку, и явно не собиралась возвращаться в то место.
— Невилл, все хорошо, слышишь? Давай, идем с нами. Видишь, Луна в безопасности.
Паренек успокоился лишь тогда, когда до него дотронулась Лавгуд.
— Вот так, да… Идем.
Камин перемещения находился на втором этаже прямо перед шикарной гардеробной и огромным зеркалом. Кстати, возле него лежал еще один оглушенный.
— Кабанья голова!
— Кабанья голова! — вспышка за вспышкой, мы поочередно покидали сие обиталище.
Я была замыкающей и должна была рвануть вслед за ними и уже готовилась исчезнуть в ярком зеленом огне, как остановилась. Я ощутила жизнь того оглушенного, и меня это остановило, не давало покоя. Я вернулась обратно к нему и куском стекла перерезала глотку. Просто так, и медленно, с чрезвычайном интересом наблюдала, как он захлебывается собственной кровью. Я следила, как течет кровь, как вытекает алая жидкость из тела, будто завороженная. Понимаете, это не было для меня чем-то ужасным, а наоборот. Вроде бы кровь — это просто жидкость, да? В ней нет ничего необычного. Но человек с присущей ему душой и магией не может жить без нее. Так зависим… Слаб… И это было для меня загадкой в тот миг.
Мне было абсолютно плевать на, что я делаю ужасные вещи. Можно было оставить его так и не трогать. Можно было… Но, Эймс права, полумеры ни к чему не приведут. Некогда играть в героя. В следующий раз этот парень не будет столь безобидным. В конце концов, кто сеет ветер, рано или поздно пожнет бурю. Они должны это усвоить.
* * *
Беллатриса Лестрейндж наслаждалась жизнью сполна. А когда исполнилась ее заветная цель, она была вне себя от радости. Грязнокровка и ее паршивые друзья будут в руках Темного Лорда. После сеанса допроса, без какой-либо опаски Беллатриса оставила своих заложников у себя в особняке. Она и представить не могла, что у них останутся силы двигаться после многочисленных круцио. И по возвращению они будут умолять её. Но то что, ожидало её на следующий день под вечер, разрушило все её планы и настроение в один момент.
На выходе из камина она обнаружила тело своего слуги. Обнаружив его бездыханным в луже крови, она тут же ринулась в темницы. С яростью увидела разрушенный первый этаж и мертвых охранников. И, как она уже предполагала, темница была пуста. В ярости и панике она меряла шагами темницу и наконец успокоившись, связалась с главой нового департамента правопорядка, с мистером Тикнессом. Пусть он никогда ей и не нравился, в этом деле нужна была помощь со стороны специалиста, раз ее солдаты пали даже перед замученными детьми. Возможно среди них были предатели, но это версия не подтвердилась. Беллатриса пришла в ярость, найдя их всех мертвыми, а не оглушенными. Лестрейндж раньше не считала, что грязнокровка может пойти на такое, даже за спасение собственной жизни. Но видимо, она её недооценила. В который раз.
— Найди мне лучшего следователя. И больше никому ни слова.