— Уильям, ты куда?

— Последнее дело. Очень важное.

— Хочешь, мы с тобой? — сказал Калеб, и я видел, что он серьезно. Только не это. Не хватало.

— Нет, нет. Я сам. Дождитесь меня, хорошо?

— Куда мы денемся. Мы вечны.

Я склонился к постели и поцеловал их по очереди. Впервые. Полноценно.

Это стучало в моих мозгах как метроном, пока я несся по улице, забыв про все достижения цивилизации, включая такси.

Мы вечны. Мы вечны. Мы вечны.

Господи, пожалуйста, пусть так и будет.

* * *

Я уже подбегал к ступенькам, когда снова зазвонил мой распроклятый телефон. Не помню, когда и включил его. Как в сказке, высветился номер Джейсона — я не ждал, но в этом что-то было от моего сна.

— Уилл, — произнес Джейсон.

Только через секунду до меня дошло, что он стоит позади меня. Я резко обернулся.

Темнело, но я прекрасно его видел. Он не был ранен, не казался напуганным или в депрессии: старательно прилизан и затянут в традиционный «нормановский» хвост, его обычная одежда, совмещающая признаки яппи и мачо-хантера. Дела обстояли куда хуже — он выглядел как никогда психопатично. Не знаю, по чему я это определил — может, по тому, как он смотрел на меня, ведь Джейсон Девенпорт, мой друг, никогда так на меня не смотрел. Так может смотреть только Первый из Семи, да и то — на вампира. Но я же не вампир. Мне лучше знать.

— Джейсон.

Он не спешил приближаться ко мне, как и Халли. Наверное, так же настороженно смотрит собака на своего щенка, весь день тершегося среди волчат. Как только я его увидел, мне сразу расхотелось спрашивать, как он посмел устроить несанкционированную бойню, и кем он себя возомнил, что переступает через отвоеванный с таким трудом закон, как через нелепую условность.

— Халли сказала, что ты вел себя странно, — сказал он и обошел меня, на ступеньки, чтобы оказаться выше. — Но я не поверил. Поэтому я взял на себя право вскрыть твое письмо, хотя указанный тобой срок истекает только завтра.

Мое сердце упало. Вниз, вниз, вниз, с быстротой теннисного мячика, брошенного со склона. О нет.

И вдруг, пока я пытался собраться, Джейсон сделал невероятную вещь — сошел и положил руки мне на плечи и притянул к себе, классически и очень по-ковбойски. Этакое благословение старшего брата — это при том, что он младше на два месяца.

— У меня нет слов, чтобы выразить, как я тобой горжусь.

Я смотрел на него, внутренне надеясь, что мои истинные чувства не отражены на лице в полной мере.

— Когда я прочитал его, то сразу понял, что причин для беспокойства нет. Это грандиозный план, Уилл, и я понимаю, почему ты не хотел ни с кем делиться. Особенно когда Халли назвала мне имя. И если бы не обстоятельства, то я не признался бы до завтра, что в курсе твоей игры. Но ты же знаешь — про Сэма, про Кэтрин…

— А что с ней? — выдал я наконец, прилагая все усилия для поддерживания сползающей маски гениального мародера, которую он сам на меня натянул.

— Шок, критическое состояние… немного шансов. Думаю, наша Китти уже не будет прежней. Но, как говорил сам Норман, не разбив яиц, не приготовить омлет. — Джейсон уже не смотрел на меня, увлекаясь собственными мыслеформами. — Она оценила бы твою придумку…да и Сэм тоже. Мы проявили пленку, на ней, кстати, есть интересные кадры. Знаешь, у Халли другое мнение на твой счет, но… Уилл, мы же друзья?

Он полез в карман и достал то, что удобнее всего именовать «хрень с кнопочкой». Согласен, как-то непрофессионально называть так этот предмет, но боюсь, употребив словечко типа «детонатор», гораздо легче скатиться к банальности. Итак, он держал в руках хрень с кнопочкой. Я уже видел ее раньше. Я сам ему ее дал. В конверте, вместе с письмом, в котором месяц назад подробно изложил место, цель и предполагаемый результат моей задумки.

— Друзья, — сказал я хрипло.

— Значит, ты не будешь возражать, что я поделился твоим секретом со всеми? Но этот момент… пусть будет только между нами. Ты готов?

— Джейсон… — В горле у меня пересохло, и я едва ворочал языком. — Это ведь мой проект. Тебе не кажется, что это должен сделать я?

Джейсон улыбнулся и сделал еще шаг вверх.

— Не будь таким жадным, тебе и так досталось больше. И ты все должен рассказать мне первому, все до мельчайшей подробности. Мы запротоколируем твой отчет, а потом устроим вечеринку в твою честь.

— Джейсон, — произнес я тихо, как говорят с безумными. — У нас траур, ты забыл?

— Траур — это прошлый век. Они — настоящие воины, и были бы против соплей.

— Джейсон, пожалуйста, отдай мне…

— Я твой босс, Уилл, но никогда не пользовался своим положением, потому что прежде всего я твой друг. Думаю, это не сможет разрушить нашу дружбу — такая мелочь. Считай, что я запускаю фейерверк в твою честь.

Быстрее, чем я мог соображать, Джейсон поднял руку над головой и нажал кнопку.

Земля дрогнула. Это было слишком близко, и длинная тень взрыва коснулась нас, хотя ничего не было видно, пока в потемневшее уже небо над домами не взметнулись яркие клубы огня и дыма. Святой Джейсон Истребитель сошел с небес на землю и улыбался мне; в этой улыбке все было — и гордость за меня, и ненависть к ним, и безумный слэйерский азарт. И полное безразличие к людям, которые, возможно, находились рядом с домом и наверняка пострадали от взрыва. И полное на этот час удовлетворение, которое, как я знал, ненасытно.

Я застрелил его. Я всегда знал, что стреляю лучше.

Привет Норману.

* * *

ЗАПИСЬ последняя.

Как темно.

Я этого не хотел. Правда, не хотел…

Господь любит всех своих детей.

* * *

LOST ASYLUM

Вновь примирит все тьма, даже алмазы и пепел,

Друг равен врагу в итоге, а итог один.

Два солнца у меня на этом и прошлом свете,

Их вместе собой укроет горько-сладкий дым.

Не хотел? Неправда, хотел. Вначале. Что, совсем память отшибло? На то она и запись, всегда можно перекрутить и послушать: «я убью их без сожаления… они погибнут и будут гибнуть каждую ночь, я постараюсь…»

Я бросил диктофон на землю и раздавил его ударом ноги.

Огонь пожирал дом жадно, как голодный зверь. Впрочем, дома уже не существовало, от него осталась всего лишь горсть праха. Я закрыл глаза, но образ стал только четче, рисуя по темному языками пламени. Прах. Смерть. Забвение.

Эркхам никогда не ошибается.

Я сам не заметил, что тихо, почти про себя издаю странные примитивные звуки — так, наверное, люди выражали свою скорбь в те времена, когда еще не было слов. В одной руке у меня был пистолет Халли, а во второй — золотой крестик, и я поочередно переводил взгляд с одного предмета на другой.