— Сеян, — улыбнулся Клавдий, взяв дощечку. — Конечно, не хочу... И к тому же, даже если бы я рассказал о том, что видел, мне не поверили бы. Ведь все считают меня дураком.

— Значит, будем считать, что вы обо всём забыли?

— Я забывчивый, это верно.

— Для Ливиллы очень хорошо, что у неё столь забывчивый брат. А теперь следуйте за мной. Я провожу вас обоих к выходу, — и Сеян, как ни в чем не бывало, зашагал по галерее.

За время пути через дворец Клавдий не обменялся с сестрой даже взглядом. Наблюдая за ним, она замечала, что он хмурится и взор его мрачен. Когда они садились в паланкин, Ливилла потянула брата за рукав туники, чтобы привлечь к себе внимание.

— Тебе ведь известно, сестрёнка, что моя жена Ургуланилла была мне неверна?! — вдруг резко произнёс он. — Больше всего я презираю супружеские измены!

— Я лишь поцеловала Сеяна, а вовсе не изменяла мужу, — возразила сестра.

— Всё начинается с поцелуя, — ответил Клавдий, разочарованно. — Однако ты — моя кровь, частица меня самого, и я не буду вмешиваться в твою жизнь. Считай, что я забыл увиденное.

— Спасибо тебе, брат, — сказала Ливилла и нежно сжала руку Клавдия.

Клавдий лишь поморщился. С тех пор он никогда больше не вспоминал то, что произошло на его глазах во дворце. Даже спустя годы он продолжал об этом молчать. Однако Ливилла не сомневалась, что её брат на самом деле ничего не забыл, и с того времени стала относиться к нему с признательностью.

Сеян не отказался от намерений соблазнить Ливиллу. Воспользовавшись её приглашением, он той же ночью побывал в её спальне, став её любовником. Апиката пока ни о чём не догадывалась, а он не сомневался, что связь с Ливиллой принесёт ему выгоду. Он понимал, что Ливилла влюблена в него. Это давало ему огромные преимущества. Но праздновать победу было ещё рано.

Расположившись в покоях сына, Ливия лукаво наблюдала за ним. Тиберий сидел рядом с ней на резной скамейке и не понимал, почему в её глазах сверкает торжество. Напротив кесаря и его матери стояли ещё две скамейки пониже. На столе находилось блюдо с фруктами и кувшин вина.

— Я принял тебя после того, как ты сказала, что представишь мне человека, который, по твоему мнению, будет достойным прокуратором Сирии, однако мы сидим уже полчаса, но никто так и не пришёл, — угрюмо произнёс Тиберий. — А потом... мне было бы предпочтительнее принять его на троне и в венце, а не в той скромной уютной обстановке, которую так ценил Октавиан.

— Дело, которое мы поручим прокуратору, носит личный характер, сын мой! Вряд ли ты бы одобрил, если бы мы стали в присутствии твоей свиты решать судьбу Германика, — огрызнулась Ливия.

Через пару минут в покои вошёл раб и доложил, что Гней Пизон с супругой ждут аудиенции. Тиберий велел проводить их в зал.

В прошлом ему приходилось много слышать о Пизоне, они даже вместе участвовали в испанских походах. Но Тиберий никогда не планировал награждать этого человека важными должностями или доверять ему судьбы врагов. Пизон всегда казался Тиберию личностью, слишком ничтожной и алчной. Но Ливия надеялась на то, что не столько новый сирийский прокуратор, сколько его жена, будут полезны в предстоящем деле.

Планцина обладала умом, хитростью и решительной натурой. Но самое главное — она была всецело предана Ливии и входила в число её приближённых. Назначение Пизона в Сирию служило лишь поводом, позволяющим ему и Планцине подступиться к Германику и осуществить план, задуманный Ливией. Планцина это хорошо понимала. Риск её не пугал. Она обладала большой отвагой.

Войдя в зал, Пизон склонился перед кесарем в поклоне. В Риме им приходилось часто видеть друг друга на пирах и представлениях. Народ не любил Гнея Кальпурния Пизона за его скверный нрав и жадность. Но тот обладал знатным происхождением, был сыном консула, и его хорошо знали в войсках. Среднего роста, коренастый, с чёрными волосами и порочным взглядом продолговатых глаз, Пизон стоял пред Тиберием, ожидая приказов.

Планцина пришла вместе с ним. Очень толстая, с вьющимися каштановыми прядями, собранными на затылке, полной шеей, двойным подбородком, она выглядела тяжеловесной и неуклюжей, но взор её проницательных зелёных очей свидетельствовал о лукавстве и яркой натуре.

— Садитесь, — коротко велел Тиберий Пизону и его жене.

Те послушно устроились напротив кесаря за столом. Чтобы расположить гостей, Ливия сама наполнила кубки вином из кувшина и подвинула к ним блюдо с фруктами.

— Известно ли тебе, Пизон, что я подписал указ о твоём назначении на должность прокуратора Сирии? — холодно осведомился Тиберий, поигрывая пальцами.

— Жена мне сообщила, — ответил Пизон.

— А она не сообщила тебе причину назначения? Ведь не думаешь же ты, что я сделал тебя прокуратором только потому, что мы вместе участвовали в походе?

— Планцина лишь догадывается о том, что вы, Август, преследуете собственную выгоду, даруя мне назначение.

— Мой сын заботится не о собственной выгоде, а о выгоде для Рима, — вмешалась Ливия.

— Через неделю Германик отбывает на Восток, — проговорил Тиберий, не обращая внимания на слова Ливии. — Он проследует через ряд провинций в Армению, а оттуда в Сирию. В Армении ему нужно расположить отряды наших легионеров во избежание войны, которая может вспыхнуть там после свержения царя Вонона. После этого ему предстоит путешествие в Сирию. Я хочу, чтобы ты встретился и пригласил его к себе в гости, когда он прибудет в Антиохию. Будь с ним гостеприимен, но действуй в моих интересах. Никакие приказы Германика в Сирии не должны выполняться.

— Я всей душой предан вам, Август! Германик ничего для меня не значит, — отозвался Пизон, осушив кубок.

Ливия вновь налила ему вина.

— Это хорошо, — кивнул Тиберий. — Ведь ты же понимаешь, что я не желаю вновь увидеть Германика в Риме. Постарайся сделать так, чтобы он не вернулся из своего похода.

Воцарилось молчание. Пизон испуганно вертел в пальцах кубок с вином. Стало слышно, как недалеко от дворца беседуют и смеются два преторианца.

— Вы хотите, чтобы мы избавили вас от племянника, Август? — вдруг прошептала Планцина, и её взор заискрился любопытством.

Тиберий медленно повернулся к ней. Его щёки побледнели от волнения.

— Я достаточно понятно выразил свои мысли, Планцина, — резко сказал он.

— Августа раздражает любовь, которую питают к Германику подданные, — молвила Ливия. — К тому же во время мятежа легионов солдаты стремились его провозгласить своим кесарем. Он отказался, но ведь его мнение может в любой момент измениться, и тогда ему легко удастся свергнуть моего сына. Жить в страхе не для кесаря.

— Мы избавим вас от вашего врага, — улыбнулась Планцина. — Но какая награда будет нам обещана?

— Золота у Пизона много. Богатством его не прельстишь, — хмыкнул Тиберий. — Остаётся одно — власть. Он получит моё покровительство и останется на должности прокуратора Сирии, если, конечно, армия согласится ему повиноваться.