перед тем как кануть в лесной чаще с прахом отца. Казалось, прошёл не один час, терпение сходило на нет, и всё больше хотелось пойти к реке, к подготовленной для Акима каменной насыпи. Но сидевший рядом Рагдай уже дважды осекал порывы тангутского воеводы. Этот лысый угрюмый воин молча буравил взглядом выгоревшее кострище. Какие думы роились в его бритой голове, знали только Боги. Тяжело вздохнув, Велибор оглянулся, всмотрелся в покачивающуюся вязь ветвей — красная рубаха мелькнула вдалеке, значит, Рода скоро вернётся.

— О, — отрешённо бросил Рагдай, — не твои ли скачут?

От рваной кромки леса отделились силуэты всадников, они стремительно приближались к острогу, огибая широкую поляну.

— Мои, — кивнул Велибор, выбросив хворостину.

— Мимо нас проскочат, — хмыкнул Рагдай, — как пить дать, в острог ринутся.

Но тангутская дружина, вопреки его ожиданиям, повернула к кострищу, пронесясь мимо острога. От строя отделился всадник в тёмно-зелёном плаще, направил коня к Велибору. За ним последовал ещё один — в кожаной безрукавке с глубоким капюшоном и сумой наперевес. Натянув поводья, дружинник лихо спрыгнул с седла, в два шага приблизился к воеводе. Его спутник спешился, не обращая внимания на Велибора, направился к кострищу.

— Здравствуй, батый, — пробасил тангутский дружинник, опустив капюшон. — Заставил ты нас поволноваться. Чай, уж в Тангут пора, заждались нас там, а от тебя ни весточки.

— Будет тебе, — отмахнулся Велибор. — А что до Тангута, то вернёмся мы ещё нескоро.

— Отчего? — округлив зелёные глаза, удивился воин.

Воевода не ответил. Помолчав, сжал плечо Рагдая, указал на подопечного:

— Мой старший дружинник — Злат… А тот хмурый — Родославин наворопник*, Марун.

Прищурившись, Рагдай взглянул на золотые кудри дружинника, доходящие до плеч, ухмыльнулся.

— Здрав будь, Злат. Меня Рагдаем звать, я тоже у Акима-Горы старшим дружинником был.

— Отчего был? — подозрительно прищурился Злат. — А где же Аким Абатурович? Много слышал о нём, да не видел никогда.

— Нет его боле, — прохрипел Рагдай, отвернувшись к кострищу.

Злат умолк, уставившись на Маруна, водящего пальцами по обугленным брёвнам. Слов не находилось, ни для нового знакомого, ни для батыя.

— Ладно, — разрушил молчание Рагдай, — веди, сынок, дружину в острог. Там братья вас приютят да накормят. Сейчас мы Акимовну дождёмся да к вам подойдём.

Марун обернулся, едва услышав имя Роды, стремительно подойдя к коню, запрыгнул в седло. Злат лишь кивнул в ответ, ухватил жеребца под узду и повёл к высоким стенам. Серебряной рекой за ним потянулись всадники.

Потерев глаза, Велибор обхватил голову, предаваясь размышлениям. Рагдай терпеливо ждал его слов, но утратив надежду, решил спросить в лоб:

— Отчего ж в Тангут не воротишься?

Словно вырвавшись из сна, воевода непонимающе посмотрел на него. Выпрямившись, указал в сторону аримийской границы.

— Сила батыя иссякла опосле ранения стрелой аримийской…

— Что там за рана? — перебил воин. — Царапина малая, да от такой чаду вреда не будет, не то что батыю нашему.

Прерывисто выдохнув, Велибор продолжил:

— Дело не в стреле, дело в ведовстве, что опосле случилось. Не ведаю, как там оно выходит, да токмо Рода сказала, что колдун батыя в навь утянул. Вот теперича думай — стрела аримийская, колдовство неведомое. А коли соседушки наши, прознав о смерти богатыря тархтарского, на острог нападут?

— Надобно оно им, — скривился Рагдай.

— Надобно, — грубый женский голос заставил обоих вздрогнуть.

Велибор ударил ладонью о колено, рыкнул:

— Точно колокольчик на шею тебе повешу!

— Ага, попробуй, — фыркнула Рода, окидывая ледяным взором друга.

— Акимовна, да ты объясни по-человечески, — нахмурился Рагдай.

— Дабы убить такого воина, аки отец, сил надобно немерено, — заговорила богатырша, — ибо можно самому в нави застрять навечно. Не каждый колдун возьмётся за такое… богатств многих таковая работа стоит. Не убитая горем матерь наняла колдуна, не мстительная вдова… окроме императора, оплатить такое ведовство никто не в силах. А посему, не ровен час, аримийские войска будут стоять у наших границ. Посему Велибор останется с дружиной здесь да займёт Перунову крепость.

— Чего? — возмутился Велибор.

— Две дружины в остроге — не токмо теснота, да ещё дурость, — ухмыльнулась Рода. — Мои наворопники с отцовской дружиной останутся, подсобят. Ты же поедешь в крепость… готов будь мирян с деревень под опеку взять.

— Да-а-а, — протянул Рагдай, — горести не кончились.

— Горести токмо начались, — заключила Акимовна.

Тревога заворочалась в груди, в виски ударила кровь; выпрямившись во весь рост, Велибор пробасил:

— А куда же ты денешься?

— Давай для начала дадим братьям воеводу себе выбрать, — положив на его плечо руку, Рода кивнула в сторону острога. — Сядем в отцовской избе да путём всё обдумаем.

— Давай, — буркнул Велибор.

* * *

— Давай… ну-ка не мельтеши… шаг шире, — Ивар с азартом отражал выпады мальчика, уводя деревянный меч палкой. — Теперича размах… резче… ты не мух гоняй, по мне попади…

Томила, слегка приоткрыв от удивления рот, наблюдала за тем, как её старший сын играл со светловолосым ратником, коего знала как Ивара. Младший нетерпеливо ёрзал рядом с ней, ожидая своей очереди. Женщину удивляла не столько ловкость сына, сколько его улыбка. За последний месяц он улыбался впервые.

— Дядька-Ивар, — пропищал младший, — а как же я? Ты давно уже со старшим бьёшься, я тоже хочу.

— Иди ко мне, — позвал Ждан, отставляя в сторону опустошённую плошку.

Мальчика не пришлось звать дважды. Даже не спросив согласия матушки, он со всех ног бросился к витязю.

— Меч я тебе опосле выстругаю, — утерев предплечьем смоляные усы, пообещал Ждан, — давай покамест на палках.

— Давай, — мальчишка был согласен на что угодно, лишь бы получить урок от настоящего витязя.

Томила не узнавала сыновей, беззаботное детство вновь возвращалось к ним. В кругу дружинников, в холодном сыром лесу Катая, но радостное и полное надежд. Казалось, этого не будет никогда. Потеряв всё, Томила поклялась Богам жить ради сыновей, сделать всё возможное для их свободы. Неужели этот путь оказался столь прост? Где-то глубоко в сердце ворочалась тревога, словно ожидая очередного удара. Запуганным зверем женщина озиралась по сторонам, вздрагивала ночами от каждого шороха, готовая в любой момент схватить детей и броситься прочь, оставив и освобождённых земляков, и дружину. Главное — выжить, главное — спасти сыновей…

— Ладно, довольно, отдохни… — приятный голос вырвал женщину из раздумий. Сжав края плаща, который со своего плеча отдала Умила, она резко повернулась к старшему сыну — Ивар ободряюще похлопывал худенькое плечико, пытаясь убедить уставшего ребёнка в необходимости отдыха.

— Дядька, я не устал, давай ещё, — стоял на своём мальчик.

— Ну, Радей, — рассмеялся ратник, — усердию твому каждый позавидовать может. Ты посмотри на меня, я уж взмок…

— Где? — прищурился Радей. — Рубаха-то сухая.

— Да вот же, — ткнув