говорят, на нее навели порчу. Сделал паузу и добавил, что девица ладная, добрая, многие вскоре были бы не прочь посвататься. Да и отец, хоть суровый со всеми, тоже добрый человек, уважаемый в селении. Наткнулся на взгляд Йешуа, громче и смелее спросил:

– Почему я должен верить тебе?

– Потому что ты не имел от меня зла, – отозвался Йешуа. Он поднял с земли посох, покрутил в руках и, налегая на него, поднялся на ноги. Ощутил, как они саднили от утомления. – Проведи меня к дому старого Арама, Садок.

Тот ничего не ответил, но сделал пару неуверенных заплетающихся шажков по ухабистой дороге. Йешуа глянул ему в затылок, будто подтолкнул взглядом, и ноги понесли Садока.

Перед домом Арама, где Садок всегда испытывал робость и нерешительность, он набрал для храбрости воздух в легкие и… отступил от двери.

Йешуа постоял на месте, отряхнул одежду и шагнул к порогу.

Навстречу из двери вьюном вывернулся человек, чуть не сбил с ног.

Внутри старый седовласый коренастый хозяин встретил Йешуа непонимающим взглядом. За его спиной маячило печальное морщинистое лицо жены и сутулились родственники. У стены в постели неподвижно лежала дочь с бледным лицом, торчащим носом и неслышным дыханием.

– Кто ты? – Голос старого Арама выражал недовольство появлением незваного гостя. – Откуда пришел и что тебе нужно?

– Покажи мне дочь, – не отвечая на вопросы, негромко попросил Йешуа.

Запахи спертого воздуха ударили в нос. Он оставил у стены посох и шагнул от порога.

Хозяин сердито поднял руку ладонью вперед, не пропуская незваного гостя к дочери:

– Я не знаю тебя, странник. Судя по твоей одежде, ты давно бродяжишь. Зачем тебе моя дочь? Бог решил забрать ее от нас, она не хочет ни с кем говорить. Мы уже готовимся к похоронам. Бродяге нечего делать у ее постели.

– Я хочу помочь, – обнадеживая, сказал гость.

– Чем бродяга может помочь? – хмуро усомнился Арам, вздохнул, опустил руку.

– Иногда достаточно слова, – не повышая тона, ответил гость.

– Много ли стоит бродяжье слово? – супился хозяин.

– Разве дело в цене? – спросил гость.

– Цена есть у всего, – буркнул Арам.

– Жизнь и смерть не дано оценить человеку. Ты не знаешь, что важнее, и не знаешь, что будет с тобой впереди. – Йешуа обвел быстрым взглядом тесное жилище Арама, притихших столпившихся родственников и остановил глаза на дочери хозяина. Долго всматривался в ее лицо, потом приподнял руки, согнув в локтях. – Хочу, чтобы девушка ответила мне.

– Как она может ответить, если она приготовилась к смерти? – поморщился отец.

– Я не вижу смерти рядом с нею, – сказал Йешуа. – Под покровом болезни сознание спит, но не умерло. Оставьте меня с нею.

Жена робко коснулась морщинистой рукой лопатки мужа, в глазах была готовность ухватиться за любую соломинку. Затаила дыхание.

Старый Арам понял ее прикосновение, опустил голову, посторонился. И в этот миг почувствовал, как у него мелко задрожали ноги, а потом весь задеревенел.

Йешуа склонился над их дочерью, подушечками пальцев дотронулся до лба и шеи. Родственники посмотрели на хозяина дома, спрашивая глазами, стоит ли выполнять просьбу бродяги. И после его безмолвного кивка двинулись к выходу. Сгрудились, протискиваясь в дверной проем. У раскрытой двери остались отец с матерью и застыли спутники Йешуа: Петр, Иоанн, Иаков. С улицы шел жаркий, но свежий воздух.

Взгляд Йешуа застыл на лице девицы, ладони двигались поверх тела, словно снимали с него невидимый покров. Подушечки пальцев Йешуа легли на веки девушки, и он, помедлив, проговорил:

– Я знаю, что очнулась. Ты слышишь меня. Собери свои силы. Ты сильнее болезни. Я с тобой, я рядом, я пришел помочь тебе, ответь мне. – Убрал пальцы с век девицы.

Луч солнца из окна прополз по подушке и лег на ее лицо. Ресницы дрогнули. Послышался глубокий вдох.

Правой ладонью Йешуа провел по смятым волосам девушки и слегка надавил на высокий лоб:

– Посмотри на солнце, порадуйся ему. – Оторвал руку ото лба, будто потянул девушку за собой.

Она открыла глаза, медленно стащила с себя покрывало и рывком села в постели. Опустила тонкие ноги на пол. Бледное худое лицо, маленький рот с пухлыми губами, острый длинноватый нос, узкие плечи. Черные густые волосы упали на выпирающие тонкие ключицы. Из-под серой нательной рубахи торчали острые колени. Посмотрела на родителей. Мать у двери с радостным захлебом присела на ватных ногах.

– Пить, – прошептали губы девушки.

Отец стал неловко сгибать спину, мать вцепилась в руку Йешуа, пытаясь поцеловать ее.

Он взял женщину за плечи, удерживая.

Девушка шире распахнула глаза. Мать бросилась к ней, прижала, всхлипнула. Отец распрямил спину, сконфуженно спросил:

– Чем отблагодарить тебя, странник?

Йешуа поднял лицо, мимолетная хорошая улыбка чиркнула по его губам:

– Не откажи в крове мне и моим спутникам.

Хозяин часто закивал. Йешуа улыбнулся девушке:

– Иди, погрейся в лучах солнца.

Та покорно, в одном хитоне вышла из дому. Родственники во дворе обомлели. В воздухе повисло изумление. Потом все разом качнулись к ней.

Место для отдыха гостям отвели в хозяйской половине дома.

Среди спутников Йешуа была Иоанна, жена Хузы. Она прибилась к Йешуа после заключения в темницу Иоханана Крестителя.

Слова тетрарха не сбылись, Иоанна не вернулась к мужу. Да и Хуза, хоть по-своему тосковал по жене, не надеялся на ее возвращение. У нее началась собственная история.

Иоанна подсела к дочери хозяина. Невысокая, худощавая, с мелкими чертами круглого лица, с чуть раскосыми глазами, в длинной потертой одежде. Спросила:

– Как твое имя?

– Сусанна, – ответила девушка.

– У меня служанку звали Сусанной, – вспомнила Иоанна и улыбнулась.

– У тебя была служанка? – Сусанна посмотрела с любопытством.

– У меня их было много, – ответила Иоанна, – но все это в прошлом, я уже забыла о той жизни. Теперь у меня другая жизнь.

Незаметно опустилась ночь.

Йешуа, помывшись, лег в приготовленную хозяйкой постель, вытянул ноги и прикрыл глаза.

Спутники стали укладываться на полу.

Рано утром следующего дня возле дома старого Арама заколыхалась толпа. То, что бродячий нищий быстро снял порчу и поднял девушку на ноги, взбудоражило селян. Всем хотелось посмотреть на этого странника.

Шум за окнами заставил хозяина выйти наружу.

Увидав его, взволнованная гурьба приглушила говор и притихла. Только некоторое время слышалось шуршание неспокойно топчущихся по сухой земле ног.

Яркий луч утреннего солнца прошелся по глазам хозяина, заставив прищуриться и поднести ко лбу козырек ладони.

– Зачем пожаловали, люди? – спросил, хотя догадывался, для чего они здесь.

Из толпы выступил Ахим, горбоносый, низколобый, с широкими ладонями. Сначала выпятил губы, потом причмокнул:

– Так вот, люди говорят, может, Сусанна