— А у них не могло случиться какого-нибудь психического расстройства — как у тех, кто высадился на Оркусе? — спросила Марго.

— В случае Оркуса, влияние исходит от самой планеты, вернее от ее поля, искаженного двумя ее спутниками. Если бы все дело было в поле Фаона, то не только участники первых экспедиций, но и все остальные, и мы в том числе, почувствовали бы что-то неладное, — у Татьяны на все был готов ответ, — да бросьте вы! Все эти простые варианты я давно перебрала. Перебрала и отвергла.

После такой отповеди у всех сразу пропало желание выдвигать новые гипотезы. Воцарилось молчание. Стас ненавидит, когда все молчат, ему от этого делается неловко. — Да ладно тебе, — сказал он, — нам ведь тоже интересно. Не хочешь говорить об этом — не надо. Я вам сейчас сон расскажу. По поводу него, я принимаю любые гипотезы, кроме обидных.

Мы пообещали, что его сну никаких обидных объяснений мы специально придумывать не будем. Если, конечно, Стас сам не даст нам повода. Стаса такое обещание вполне устроило: —Не дождетесь… Так вот, слушайте. Все дело происходило в загородном коттедже, где-то на Земле. Комната, где я находился, была большой и светлой. За окном — лес средней полосы, или, нет, все же ближе к тропикам. Что меня поразило, так это тамошние насекомые. И дело не в том, что в комнате их было слишком много. Как раз по началу их было лишь чуть больше, чем обычно. Странным выглядело другое — их поведение и размеры. Два комара-типулита, оба величиной с воробья, боролись друг с другом на лету. Затем в углу на потолке я увидел, как гигантский кузнечик (или это была саранча — но все равно гигантская) пожирает такого же огромного — сантиметров двадцать между кончиками лапок — паука. Комнату заполнили бабочки, не яркие — светло зеленые и желтые — но тоже большие. Они назойливо мельтешили перед глазами, их крылья касались лица — жутко противное ощущение. На стенах проступили следы от их экскрементов. Потеки шли от потолка до пола и как-то странно фосфоресцировали. Свет, до того момента яркий как при свете дня, стал меркнуть. И тут я увидел самое странное существо из всех, что видел раньше.

Сначала, я подумал, что это летучая мышь-альбинос. Только у этой мыши было не два крыла, как полагается, а три. Третье крыло располагалось чуть сзади и волочилось по полу. Я пригляделся. Существо оказалось вовсе не мышью. У него было тело маленького человека, но по пропорциям — взрослого. Человечек был ярко розового цвета и абсолютно гол. Ростом — сантиметров двадцать пять — тридцать. На меня таращилась злобная мордочка с огромной челюстью и тупыми коричневыми зубами, но все равно — человечьими, как и все прочее. Странно, но мне не было страшно. Я схватил его за край третьего крыла — мне казалось, что так он меня не достанет. Этот мини-бэтман попытался удрать, взмахи его крыльев были настолько мощны, что он сумел оторвать меня от пола, но не больше чем на несколько десятков сантиметров. То третье крыло, за которое я его схватил, начало вытягиваться пока не превратилось в длинный белый шлейф, наподобие нитяной сетки. Я продолжал сжимать его в руках. Сил у существа было достаточно, чтобы передвигаться вместе со мною огромными скачками — он то поднимал меня на полметра, то опускал. Мне это даже понравилось, и я стал помогать ему, изо всех сил отталкиваясь ногами от земли. Скачки увеличились, но полностью взлететь мы не смогли. В какой-то момент он, то ли вырвался, то ли исчез… Не помню. Я вышел во двор и там были вы, то есть ты, Йохан, Татьяна, Ванда, на счет тебя, Марго — точно не помню…

— Ну вот, все интересное, как всегда, без меня, — вставила Марго. Мы зашипели на нее, чтоб не перебивала.

— Ладно, была ты там, как же можно без тебя, — миролюбиво согласился Стас. — Но, собственно, это уже конец. Выйдя из дома, я рассказал вам про того бэтмана, но, зная, что вы мне не поверите, представил все как некую странную галлюцинацию. А вы, в свою очередь, стали гадать, отчего она могла произойти, но так нечего и не придумали…

Стас закончил рассказывать. Никто не решался говорить первым — мы помнили о данном Стасу обещании. Ванда не нашла ничего умнее, как спросить:

— А почему у него было три крыла?

— Не знаю. Может, крыло и с самого начала было шлейфом… Да, нет, вроде, — крылом, — теперь уже трудно вспомнить.

— Три крыла — это странно, — задумчиво произнесла Татьяна, как будто что-то вспоминая.

— Вот-вот, — согласился Йохан, — даже три ноги — не совсем удобно, а три крыла — и подавно.

Татьяна вспомнила, что хотела:

— Федр, помнишь, ты спрашивал меня про …, как его там, бикадал триподу, про трехного? Три ноги — три крыла — забавно, не находишь?

Я не находил ничего забавного. Ну сколько можно объяснять: на людях спрашивай меня, только если знаешь, что я отвечу. А не знаешь — отведи в сторонку, шепни на ухо, — я и скажу, может быть. А еще лучше, дождись, пока все разойдутся. Но не мог же я ответить, что встретил «трехного» в Институте Антропоморфологии, перед тем как поговорить с Перком, которого, сразу после нашей с ним беседы, убили.

— Трехногий мне приснился, как и Стасу, — ответил я.

Естественно, Стас подумал, что я над ним издеваюсь:

— Начинается! Вы же обещали!

Йохан решил блеснуть эрудицией:

— Тебе Трискелион приснился, — сказал он мне, — знак такой, три ноги из одного места. У древних греков этот знак означал победу и прогресс.

— А три крыла что-нибудь значат? — спросила его Ванда.

Меня как током ударило. Вот умница, думаю. О знаке на груди Номуры я уже давно подумал, но, даже пользуясь таким случаем, спросить о трех крыльях не рискнул. Ответ Йохана меня разочаровал:

— Ни разу не встречал…Не знаю. Человек— летучая мышь встречается довольно часто. Это мог быть, например, Камазоц, Повелитель Мышей у индейцев Центральной Америки, но того голова была мышиная, а ты, Стас, говоришь, видел человечью?

Стас обрадовался, что о нем снова вспомнили:

— Да, голова была человечья. Челюсти и зубы — большие, то есть, больше, чем у людей, но по форме — все равно человечьи.

— А уши?

— Уши? Обычные уши. Уши как уши. Как у Марго, например.

Марго фыркнула, но смолчала. Йохан шутливо заключил:

— Ну если как у Марго, тогда точно не Камазоц. У того уши огромные — больше чем сама голова. Я почему вспомнил про Америку — твой сон, возможно, запоздалая реакция на ту экспедицию в Перу. Помнишь, мы хотели сравнивать образцы, найденные на Оркусе, с изображениями на камнях из Ики.

— Помню, помню. Я тоже так подумал. Насекомые тогда нас достали — на Фаоне их значительно меньше.

— Вы все неправильно интерпретируете, — возразила вновь осмелевшая Марго, — на самом деле, тот мыш, — это частица твоего внутреннего "Я" и, удерживая его, ты отстаиваешь целостность своей души… Ну скажи, ведь я права? — обратилась она за поддержкой к Татьяне.

— Не думаю. Почему именно мыш?

— Да это я так, для определенности его мышем назвала… Человечек с крыльями — испокон веку так представляли себе душу.