– Тише, тише сударь, вы же не хотите, чтобы ваши слова услышали за пределами этих стен. Не думаю, что госпожа Катрин – колдунья, скорее вы просто влюблены.

– Я? Я влюблен? Не смеши меня, мой друг! Не родилось еще ни одной женщины на свете, которая смогла бы снискать мою любовь. Они все – глупые раскрашенные куклы, не способные к настоящим глубоким чувствам. Все! Без исключения! Я презираю их за тщеславие и любовь к деньгам. Да каждая из них ляжет в постель к любому, кто заплатит чуть больше или подарит красивое колечко.

– Возможно, каждая, но только не госпожа Катрин…

– Да что ты знаешь о ней? Что?

– Да. Мне известно немного, сударь. Но посудите сами, если бы госпожа Катрин была настолько легкомысленной и тщеславной, то с её красотой давно сияла бы при дворе. А вместо этого наша сударыня, прячется, переодевается в мужской костюм, рискует жизнью… Зачем, скажите мне, красотке, любительнице подарков и денег идти на такие жертвы?

– А ведь, верно! Она даже не захотела от меня принимать документы на дом. Хотя… что если, только мои подарки остаются без её внимания?

– Не думаю, сударь, иначе госпожа де Шнур не была бы в таком бедствующем состоянии.

– Да, ты прав, друг мой.

– Вот видите, господин Бюсси. Не стоит искать подводных камней в прозрачном озере с песчаным дном.

– О, Боги! Я просто схожу с ума от ревности, Реми! Слышал бы ты, что говорит о ней герцог! Как она восхитительна, даже… слишком. Знаешь, Реми, когда я увидел её там, в траве, умирающей, я же подумал… что это конец! Зачем жить, дышать, верить? Зачем?! Если её не будет рядом, пусть даже не со мной, а просто рядом – живой, смеющейся и плачущей, доброй и сердитой, любой – ничто не будет иметь смысл. Понимаешь?

– Да-да, сударь, конечно, понимаю, – зевнул Реми, усаживаясь рядом у камина, на полу, протягивая к огню озябшие руки.

Бюсси задумался вновь, а потом вдруг встрепенулся и с удивлением обратился к ле Одуэну:

– Реми?! А что ты здесь делаешь?

– О, сударь, да вы, похоже, приходите в себя. Вот вопрос, который я ожидал сегодня с самого начала, как увидел вас. Я погостил немного во владениях вашей сестры и счел данное времяпровождение слишком скучным. Госпожа Катрин – выздоровела и больше не нуждается во мне, вот я и вернулся к вам.

– Как она?

– Замечательно! Свежий провинциальный воздух пошел нашей госпоже только на пользу.

– Реми, она… говорила что-нибудь обо мне?

– Скорее нет, чем да… но я так часто ловил её тоскливый взгляд, направленный в сторону Парижа. Как думаете, о ком в тот момент были её мысли?

– ?

– Сударь, видимо вино не пошло вам на пользу. Конечно же, госпожа Катрин думала о вас и очень скучала.

– Ты думаешь?

– Уверен! – Реми достал из рукава камзола свернутый вчетверо лист, Бюсси буквально вырвал его из рук друга.

Быстро пробежав глазами письмо, граф улыбнулся.

– Теперь вы не сомневаетесь, сударь?

– Реми! Ты мой спаситель! Идём-ка спать, дружище! Спасть и видеть её во сне, мечтать о ней….

– О, мой господин, эта неизлечимая болезнь называется – Любовь. Женитесь и забудете о своих страданиях!

– Кхм… да, Реми, слова мудреца! Ну и как, по-твоему, я могу это сделать? Я граф, Клермон… а она, – Бюсси махнул в сердцах рукой и тяжко вздохнул.

– Все в ваших руках, мой господин. Что мешает вам подарить госпоже Катрин небольшое графство?

– И где же я его возьму?

– Ну… – протянул лекарь, закатывая глаза и показывая всем видом, что крайне разочарован вопросом графа, – вам ли не знать?

– Молчи Реми! Молчи! – граф сверкнул глазами, вцепившись рукой в плечо лекаря, – Неужели ты, действительно, считаешь, что отнимать чужую жизнь – легко?

– Я только предложил…

– Хорошо, мой друг, – сказал Бюсси, успокоившись, – я подумаю над твоими словами, но только – утром. Идем спать!

– Мудрое решение, – и господа разошлись по комнатам. Но Бюсси так и не смог сомкнуть глаз до самого утра.

Пять суток в пути – были не из легких, учитывая то, что чувствовала я себя на период путешествия не очень хорошо.

Почти перед самым въездом в Шалон-сюр-Сон, наша повозка претерпела поломку. Чудом никто не пострадал, мы на тот момент неспешно поднимались на пригорок, как у кареты отлетело заднее колесо. Получилась вынужденная остановка.

Реми заботливо помог мне выйти и насладиться видами, открывшимися нашей небольшой компании. Река Сона синей лентой приветствовала нас. За спиной остался лес: дубы, клены, сосны, кое-где небольшие ели, но – ни одной березки…

Тоска по дому не отпускала меня все путешествие, а тут чуть не навернулись слезы. На ум пришла песня в исполнении Надежды Кадышевой:

«Край ты мой любимый, край обыкновенный,

Знаю, есть на свете лучшие места,

Только сердце все же выбирает этот,

Если вдруг приходит странная тоска.

Встану я на зорьке, выйду в сад зеленый,

Выйду и умоюсь утренней росой,

Обниму березку, поцелуюсь с кленом,

Песней разорву я птичий перезвон…»

Лучше и не скажешь. Я, будто бы шпион на чужой территории, пела про себя, боясь произнести вслух родные донельзя слова.

– Сударыня, можно ехать, – сказал Реми, и мне пришлось вернуться из ностальгии. Сейчас не лучшее время для переживаний такого рода. Я могла запросто расклеиться, поддавшись эмоциям, но понимала, что делать этого никак нельзя. Совсем.

Мы остановились возле высокого забора, за которым скрывался особняк госпожи де Клермон. Реми вышел из кареты и направился к дому в сопровождении моей свиты – четырех молчаливых господ. Которые за время всего путешествия обронили, казалось, не больше пары фраз.

На стук вышла кругленькая невысокая девушка – служанка, она выслушала ле Одуэна и скрылась, прикрыв за собой плотно дверь.

Послышались чьи-то шаги, затем звук отпираемой двери. Ворота широко открылись, пропуская внутрь всю честную кампанию. В этот раз нас поприветствовал пожилой человек, по виду военный. Он выслушал Реми и, поклонившись, скрылся в доме с белыми высокими колоннами.

Даже если бы я не знала, что госпожа Рене де Клермон родная сестра графа де Бюсси, то все равно заметила бы сходство между этими людьми. Высокая, стройная женщина, на вид лет тридцати, с красивым лицом и доброй улыбкой, черноглазая и темноволосая – она так походила на своего младшего брата, что ничто не вызывало сомнений в их родстве.

Прочитав письмо брата, Рене пригласила нас в дом и, дав указания слугам, разместила всех прибывших по комнатам её большого дома.