Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— То есть были те, кого не задевало?
— Ключевое слово — были.
Притихла, осознав: это правда, беситься нет смысла. А потом до меня дошло еще кое-что, и я весело и довольно засмеялась, уткнувшись головой Тэппу в плечо, мысленно злорадствуя: будь ты проклята, Вирона Вурк, ты действительно наговорила мне гадостей, но день сегодня до того продуктивный, что все расставил по местам.
— Я не бесчувственная, — объяснила, улыбаясь оцепеневшему от моего поведения парню. — Не бессердечная, а внутри меня не лед и не высокопрочный сплав.
Только что во мне бурлило столько всего: и облекаемого в четкие значения и не поддающегося определению. Только что я не действовала рассудительно. Я не пустая, не продалась за престиж, рейтинг и победы. И если кто-то принял мои амбиции, силу и умение за испорченность, то это его проблемы.
— Так ты все еще переживаешь из-за ее слов? Она просто зарвавшаяся сука, — Иоданир ласково поглаживал мои волосы, обнимая за талию.
— Я хороший человек, — заявила веско, торжественно, словно поклялась.
— Мия, выброси просто из головы эту чушь, — заключив в ладони мое лицо, он заставил посмотреть на себя, глаза посветлели, похолодели, зачаровывая. — Хороший, плохой — это просто категории, притом размытые, трактуемые так, как это выгодно. Они искусственно созданы лишь для регулирования отношений, для воздействия и воспитания.
— Это критерии, они важны, — упрямо не согласилась.
Да, добро и зло, несомненно, фольклорный и теологический элемент, в мире существует столько полутонов, столько неоднозначности. Но если убрать эталоны, нигде не возьмешь ориентиры.
— А ты никогда не думала, что, когда тесно, когда натирает эта правильность-неправильность, можно взять и стряхнуть все. Не каждому это под силу, но есть те, кто сможет, кто стоит выше этого, видит и знает больше. Кто создаст свои критерии, как ты это называешь, — шептал он в губы, искушая.
— Ты сможешь? Ты стоишь выше? — поддразнила я. Тэпп великолепен и силен, но он не божество.
Он медленно улыбнулся, ничего не ответив, снова прижал мою голову к своему плечу, заставив уткнуться носом в шею. Я окончательно успокоилась, расслабилась.
— Ты голодна? — поинтересовался через некоторое время. — Давай сходим в столовую, потом к тебе за планшетом. Или ты забыла про социологическое проектирование?
— Забудешь про него, — обреченно выдохнула я.
… Мы поужинали, забрали мой планшет, и около двух часов я продиралась сквозь зубодробительные задачи и теорию под присмотром снисходительного усмехавшегося Тэппа. Впрочем, он действительно помогал и главное — открыл суть этой чертовой науки, облачившей в камень и прочные сплавы терминологии элементарное, как выяснилось.
— Представь, что в некоторых ситуациях и случаях поведение и мотивацию людей можно программировать. И для этого не требуется участие менталиста третьего уровня, — объяснил Иоданир, щекоча носом мою макушку. — Теперь стало проще понимать, о чем в блоках речь?
— Все равно чушь. Это работает со средним уровнем интеллекта и образования.
— В Дель-Эксине восемьдесят процентов такого населения, — засмеялся он, пощекотав пальцами мой живот и заставив задергаться. — И не зазнавайся, Карамелька. Не ты ли говорила, что не сноб и хороший человек?
Я шлепнула его по руке, призывая успокоиться, погрузилась в новую задачу, всплывшую на голографическом экране, услышав мягкий смешок где-то в районе своей шеи.
… После мы начали готовиться ко сну, Тэпп дал мне одну из своих футболок, намекая, что моя одежда для сна не подходит (хотя и сама не собиралась оставаться в ней). С жадным вниманием наблюдал, как я стягиваю гольфины, расстегиваю блузку. И не скажу, что ненамеренно дразнила. Намеренно, и еще как.
— Если не отвернешься, уйду переодеваться в санблок, — заявила, многозначительно посмотрев в красивое, нарочито непроницаемое лицо.
Он отвернулся с едва уловимой улыбкой. А я свою, широкую и открытую, не стала удерживать.
Мы легли лицами друг к другу, осторожно, практически невинно обнявшись. Сразу не заснули, долго разговаривали. Я, обводя пальцами эмблему уны на его футболке, прослеживая взглядом ее рисунок и буквосимволы, рассказывала о жизни в интернатах, он — о своих детских выходках, учебе, семье. Милые, светлые истории практически обычного человека, уже в детстве начавшего мыслить по-взрослому из-за сильного дара, быстро растерявшего все розовые иллюзии.
Я особенно не вдавалась в них, занятая собственными ощущениями: звуками тихого, хрипловатого голоса, словно обволакивающего, пониманием, что прошлое и настоящее Иоданира постепенно, с каждым глубоким слиянием станут частью моего прошлого и настоящего, частью моих ментальных слоев… А еще было тревожно, непривычно чувствовать твердое мужское тело так близко. Дыхание, жар и аромат, ласковые прикосновения к бедру, талии, пусть не чужие, но все же те еще раздражители. Однако то монолитное успокоение, чувство надежности и абсолютной правильности, теплом заполонившие сознание и душу, не променяла бы сейчас на привычное одиночество в кровати. Закрыла глаза, удовлетворенно вздохнув.
— Спи.
Тэпп мягко коснулся моих губ в поцелуе, дождался вялого ответа от моих. И я провалилась в сон, крепче обняв его за шею.
Проснулась среди ночи от какой-то гнетущей, сосущей пустоты внутри, словно вернулась в те дни, когда попала в свой первый интернат. Быстро сев, сжалась в комочек. Вспомнив, у кого осталась ночевать, бросила взгляд на Иоданира.
Он крепко спал, лежа на спине, одна рука — за головой, другая на животе. Взъерошенные темные волосы, расслабленное лицо с резче обозначившимися, ставшими хищными, пугающими чертами. Такими опасно красивыми, безжалостными в голографиях в детских сказках изображали демонов.
Когда-то хотела увидеть его уязвимым, беспомощным, да. Увидела… Он был всего лишь обыкновенным человеком, как мать, как девчонки в интернатах, которых изредка видела спящими. Существом, которому в этот момент можно безнаказанно, обдуманно навредить. Убить. Не встретив никакого сопротивления. Получить кратковременную власть, а потом отпустить и забыть.
Сила послушно откликнулась, и каждая молекула воды в этой комнате и в теле лежавшего рядом со мной парня стала остро чувствоваться. Я стряхнула концентрацию, задумалась.
Убить… Пусть. А что дальше? Что я дальше буду делать? И речь сейчас не о юридических аспектах, не о преступлении и наказании. Иоданира Тэппа, садиста, чудовища, лидера, гениального аналитика, одаренного менталиста, предмета моей зацикленности, влечения (в том числе и физического), зависимости, причины противоречивых эмоций и желаний и просто обыкновенного беспомощного человека не станет. И что я тогда буду делать? Как жить? Это… как если бы из меня извлекли легкие, а потом сказали: «А теперь, Артемия, дышите без них, они вам все равно мешали, работали неправильно, перетягивали слишком много внимания, сравнивались с солнцем».
Но как дышать без легких? Никак.
Получается, Иоданир Тэпп стал для меня… кем? Смыслом жизни? Ее
