там ещё один налит, вишнёвый.

А вот Максу красная смородина очень даже нравится, и Ба щедро плещет ему в стакан кисловатого компота. А я иду на кухню и забираю свой вишнёвый.

Ужин заканчивается, и мы уже без энтузиазма подчищаем тарелки. Здесь, в деревне, еду нельзя выкидывать категорически. Чаю уже никто не хочет, мы так сыты, что можем только выпить залпом компота. Макс вот пьёт уже, наверное, третий стакан.

Встаю, помогаю Ба убирать со стола. Макс продолжает сидеть на диване со стаканом в руке. Как будто задумался о чём-то.

Так, очистить тарелки, быстренько вымыть посуду. Для этого случая на плите всегда стоит большая кастрюля с горячей водой. Ба выносит остатки еды в прохладный шкафчик в кладовке, вот когда поневоле с тоской вспоминаешь про холодильник. На улице уже сумерки, и Ба зажигает две керосиновых лампы.

Вымыв руки, иду в комнату к Максу – что-то там подозрительно тихо. Заглядываю в дверь, Макс по-прежнему сидит на диване, но согнувшись и обхватив темноволосую голову руками. Слышу, как хлопает входная дверь – Ба ретировалась к соседке. Опоила же, всё-таки, Макса чёртова бабка! Значит, в компот налила.

Прохожу в комнату, ставлю лампу на комод и сдёргиваю с постели покрывало. Поправляю и разглаживаю простынь, взбиваю подушки, встряхиваю одеяло. Правду сказать, нам это всё этой ночью вообще не пригодится, скорее помешает. Мы и на полу можем, сейчас будет всё равно, а тело начнёт болеть только завтра.

Макс поднимает голову и обращает на меня потемневший взгляд. Его лицо каменеет, когда я начинаю медленно раздеваться. Подхожу к нему, тяну за собой за руку. Он встаёт, делает несколько шагов и обнимает меня, целует, прижимаясь восставшим, жутко твёрдым членом. Стонет, и мне вдруг становится его очень жалко – а кто сказал, что ему только хорошо от этого? Может, ему, наоборот, больно.

Я отстраняюсь, а Макс не хочет меня отпускать, ему сейчас надо об меня тереться. Но он в одежде, и мне это, мягко говоря, не очень приятно. Тогда я запускаю руки под майку, веду руками вверх по гладкой рельефной спине, и он, наконец, понимает, что от него требуется. Он отпускает меня и одним движением сдирает через голову футболку. Встаёт передо мной, полуобнажённый и великолепный, и я вижу, как напрягается его тело. Понимаю, что он еле сдерживается, чтобы не броситься на меня. Всё-таки, в этот раз он не до такой степени выпил, не как вчера.

Я опускаюсь перед ним на колени и сама боюсь того, что делаю. Я очень хочу порадовать своего любимого, по собственной воле, без принуждения. Протягиваю руки к поясу брюк, расстёгиваю трясущимися пальцами. Макс слегка выгибается, подаётся бёдрами вперёд, подставляя мне ширинку. Я осторожно тяну вниз его джинсы, стараясь не поранить, не причинить боли. Освобождённый член выпрыгивает из них, упруго раскачиваясь прямо перед моим лицом. Внезапно понимаю – мне будет очень трудно, это мой самый отчаянный и безрассудный поступок.

– Я… не умею, – говорю тихо, беря член в руки и оглаживая по всей его толстой длине. При всех своих размерах, он красивый – ровный, одинаковой толщины, с крупной, округлой головкой. – Ты же скажешь мне, что делать? Научишь?

Макс кивает, его глаза мерцают в полумраке. Он запускает руки в мои волосы, сквозь пряди ласкает голову. Но не заставляет, ждёт, когда я буду готова.

Я касаюсь губами нежной, гладкой кожи головки. Прохожу языком по длине, сжимая член у основания одной рукой, другой поглаживая затвердевшие яички. Нет, такой большой леденец сладко не оближешь, сомневаюсь, что это доставит Максу большое удовольствие. Поднимаю глаза и вопросительно смотрю на него. Ты сказал, что научишь!

– Открой рот, – громко шепчет Макс, и мягко давит на губы головкой. Я слушаюсь, и он вдвигается членом в приоткрытый рот. – Обхвати губами…

Я смыкаю губы на его толстом стволе и оглаживаю языком головку. Язык притягивается к ней, словно магнитом, именно им ощущается эта невероятная гладкость и нежность кожи. Макс сдавленно стонет, и я, даже стоя перед ним на коленях, чувствую себя… ну просто невероятно! Это я сейчас заставляю его так стонать.

Я ласкаю член ртом, держась руками за его узкие бёдра. Стараюсь продвинуться дальше по стволу, но вот незадача! Рот оказывается маловат, член влезает едва наполовину. Тем не менее, я стараюсь двигаться равномерно, то почти выпуская его изо рта, то снова насаживаясь. И Макс не выдерживает, по-прежнему держа мою голову двумя руками, он начинает мне помогать. Двигает бёдрами, погружается, упираясь в гортань, и снова выходит. Каждое касание горла вызывает у меня спазм, похожий на рвотный рефлекс, и я начинаю переживать, что опозорюсь и покажу Максу всё, что съела на ужин.

– Расслабь горло, – задушенным голосом командует Макс, одной рукой гладя мою шею спереди.

Я беспрекословно подчиняюсь, и он погружается в меня глубоко, очень глубоко. По моим ощущениям, куда-то в пищевод, и мой инстинкт самосохранения начинает биться в припадке. Мы умираем, задыхаемся, истерит он, но тут Макс осторожно выходит. Чтобы через несколько секунд погрузиться вновь. Я ловлю его ритм, но обнаруживаю, что расслабить горло и одновременно обхватить член губами невозможно. Смыкание губ, а заодно и челюстей, приводит к сжиманию гортани и подступающей тошноте. Поэтому я не пытаюсь больше ловить его губами, поднимаю голову, распахиваю рот пошире и позволяю ему беспрепятственно трахать меня в горло. Слышу клацающий звук от каждого соприкосновения члена с гортанью, когда Макс начинает двигаться ещё быстрее. С ума сойти, он такой большой, зачем так много? Одно меня радует – в первый раз Макс не сможет долго.

Представляю себе, как безобразно выгляжу в таком виде – разинутый рот, стекающая слюна, выпученные глазки. Поэтому глаза лучше закрыть и поплотнее. На краткий миг поднимаю взгляд наверх – хочу точно знать, что Макс меня такой не запомнит. Так и есть, глаза у него закрыты, лицо искажено мукой. Он шумно дышит и сдерживается, чтобы не бить во всю силу.

Он входит последний раз, очень глубоко, и бурно кончает. Вздрагивает всем телом, и в меня начинает извергаться сперма. Как много! И когда Макс меня отпускает, у меня все ещё полный рот. Я падаю с колен на попу набок, и с усилием глотаю. Опираюсь рукой на пол, вытираю губы тыльной стороной ладони. Соображаю сейчас с большим трудом. Да, такое можно делать только от большой любви, но и то – как можно реже.

Макс подаёт мне руку, я за неё цепляюсь,