не разгадала, как работает это волшебство, но каждый раз точно угадываю, что именно нужно моим заказчикам.

Улыбаясь, забираю ловец из рук Ксюши и креплю его к музыкальному блоку кронштейна. Включаю, и ловец начинает медленно кружиться под первые ноты “Маленького принца”.

Получилось так нежно, что и у меня щёки становятся мокрыми. Ксюша пищит от радости и хлопает в ладоши, а меня завораживает вид разлетающихся пёрышек под мелодию из детства.

— Мирочек, ты так смотришь зачарованно. Вам с мужем давно маленького пора. Тебе же тридцать исполнилось?

Ох, как я не люблю эти разговоры. Они начались ещё на свадьбе. Один из первых тостов был за детей. Кто-то из станичных гостей притащил синие и розовые колготки и порывался собирать деньги на первенца. Хорошо, что организаторы быстро и аккуратно угомонили активиста. Через полгода начала намекать на продолжение рода моя мама и продолжает делать это до сих пор.

А сейчас и сказать нечего. Меня раздирают на части тысячи противоречивых чувств. Их слишком много для меня. Я поворачиваюсь, чтобы отказаться от чая под предлогом опоздания, но Ксюша замирает, неожиданно хватает мою руку и кладёт на кругленький бок живота.

— Сейчас почувствуешь. Это можно засчитать за “спасибо”.

Она плотнее прижимает мою руку, и я чувствую, как маленький бугорочек резко упирается в самый центр ладони. Он исчезает и бьёт ещё и ещё уже резче.

Я, кажется, перестаю дышать, только бы не упустить ни одного движения. Совсем крошечный человек, который ещё даже не родился, а уже передаёт мне привет. Маленькая девочка, которую, судя по имени над кроваткой, назовут Диной. Поглаживаю оттопыренную пяточку, и что-то сказочно тёплое разливается в груди. Будь счастлива, малышка. Ты будешь видеть этот мир очень красиво, я знаю.

Ведь и я могу через несколько месяцев вот так общаться со своим… Своей…

Могла бы. Но реальность вносит свои коррективы. Смогу ли я одна всё это вынести? А главное, как отнесётся Костя. Когда-то он очень хотел малыша, но что будет сейчас, непонятно. Теплота превращается в сковывающий льдом страх.

Мне нужно скорее ехать.

Мне нужно хоть немного определённости.

Обжёгшись правдой, отрываю руку от живота слишком резко и, кажется, пугаю Ксюшу. Невнятно бормоча извинения, выметаюсь и квартиры, падаю за руль и лечу к офису Кости. Не обращая внимания на светофоры, писк навигатора о превышении скорости и ухудшающие видимость слёзы.

Совсем не помню, как паркую машину. Прихожу в себя, только когда вижу своё лицо в отражении в зеркале лифта. Вытираю крошки туши пальцами и уже чуть больше становлюсь похожа на человека.

Ну что, Мирослава. Уровень с боссом?

50. Перед бурей

Сладкий, шёлковый голос Эллы Фицджеральд, доносящийся из динамиков, который должен успокаивать, только сильнее раздражает. Я не знаю, куда себя деть, и мечусь от одной стены лифта к другой, нервно расчёсывая ранку на запястье.

Тело каждый раз очень интересно реагирует на стресс. Адреналин бушует в крови, сердечко бьётся о рёбра, стараясь сбежать из своей клетки, пальцы становятся холодными, а ладони неприятно потеют. Вытираю их о джинсы, но это не помогает. Приходится выискивать в недрах сумки бумажные салфетки. Все знают, что женские сумочки — это маленькая Нарния. Бардак в сумке творческого человека можно смело приравнять к трём-пяти Нарниям. В зависимости от сезона. Перед Новым годом и на весенние праздники двойная нагрузка. Сейчас это особенно некстати. Да и трясущимися руками что-то найти не так просто. Блеск для губ, ключи, скобы для крепления страз, солнечные очки, блокнот, ручка, три оттенка оливковых мулине, антисептик, леденцы. Попадается что угодно. Даже жетон питерского метро. Он меня и добивает. Этажи плывут слишком медленно, дышать становится тяжелее, а голова кружится сильнее.

Падаю на колени и выворачиваю внутренности сумки прямо на пол. Они разлетаются во все уголки кабины разноцветными пятнами. Молясь, чтобы никто не решил подсесть в лифт, лихорадочно сгребаю всё, что рассыпалось и укатилось. Среди кучи чеков, клубков зарядок, отливантов парфюма, резинок для волос, встречаются презервативы. Купленные много месяцев назад для нас с Костей.

Почему-то становится невыносимо смешно. Я всегда знала, что это не самый надёжный вариант контрацепции, но более неуместный момент попасть мимо девяносто восьми процентов придумать было бы очень сложно.

Жизнь складывается, как в паршивой мелодраме, а я сижу на полу и то ли плачу, то ли смеюсь, самой бы понять, что именно. Или это от гормонов меня уже так штормит?

Сгребаю остатки разбросанных вещей, так и не найдя салфетки. Успеваю подняться на ноги и надеть тёмные очки, как раз когда двери медленно открываются. Слишком медленно. Протискиваюсь мимо толпы желающих прокатиться на лифте и, пытаясь не сорваться на бег, иду по коридору. Прячусь в туалете, пытаюсь умыться, но сенсорный смеситель, издеваясь с тихим жужжанием, выдаёт крошечные порции воды. Иногда забота об экологии бывает очень некстати.

В зеркале отражается злая, уставшая ведьма. И если волосы можно расчесать, а тёмные круги под глазами скрыть консилером, то взгляд не спрячешь ни за одними очками. Мне нельзя слишком долго плакать. Ядовитая зелень вытесняет нежно-голубой оттенок, заполняя собой всю радужку. Мама всегда удивлялась этому цвету. Она как-то сказала, что я буду взглядом намертво привязывать к себе мужчин. Конечно, это так не работает, но я тогда ужасно испугалась этой фразы и долго боялась смотреть кому-либо в глаза.

Неожиданно оживает телефон, чуть не ныряя в раковину. Успеваю подхватить его мокрыми руками и с третьей попытки, но всё же взять трубку.

— Мирочек, давно не слышно тебя. Ты почему даже писать забываешь? — раздаётся строгий, но родной голос.

— Прости, дядь Коль. Всё закрутилось так, что выдыхать не успеваю, — и правда, не успеваю. Весь мир перевернулся, а я от него спряталась в работу. Жаль, она не спасает.

— Это в деревне-то? Не скучаешь? — осторожно пытается выведать, как я на самом деле. — Или некогда? Я в воскресенье заеду. С гостинцами!

— Некогда скучать. Заказов много и вообще…

— Это «вообще» не являлось больше? А то у меня кулаки так и чешутся, ты только дай добро, — в трубке слышатся шуршание и приглушённые голоса. — Мирочек, тут подмогнуть требуется, побежал, в воскресенье после обеда жди!

— Спасибо, па, — шепчу беззвучно, когда из динамика доносятся только гудки.

Сам того не понимая, отчим крошечным разговором придаёт сил и