Ловкость рук всегда была её коньком. Была и осталась. Но Клара и Радж увлеклись подражанием Зигфриду и Рою, и Клара забыла старые добрые фокусы, на которых выросла. Забыла себя.

— Нет, — отвечает она. — Не всё.

Клара выносит из-за кулис заветный ящик Ильи, который прихватила с собой на счастье, тащит его через сцену, спрыгивает в зал и на глазах у руководителей «Миража» превращает ящик в столик. Вблизи они совсем разные. Один плотный, лысая макушка блестит, голубые глаза внимательно смотрят из-под очков в серебряной оправе; на нём красная шёлковая рубашка. Другой высокий и толстозадый, смахивает на огромную грушу; рубашка у него белая, в тонкую чёрную полоску, тёмные волосы собраны в хвост, на кончике носа лиловые очки, на шее изысканный золотой крестик.

Радж подходит к краю сцены и садится у Клары за спиной. Весь напрягшись, он наблюдает за ней. Клара достаёт из потайного ящика любимую колоду, раскладывает карты на столике Ильи.

— Выберите три, — велит она лысому. — Переверните лицом вверх.

Он выбирает туза треф, даму бубен и семёрку червей. Клара прячет их в колоду. И хлопает в ладоши. Из колоды вылетает туз и, порхнув в воздухе, приземляется на кресло. Клара хлопает ещё раз — из середины колоды торчит дама. Клара хлопает в третий раз, и семёрка пик оказывается у неё в руке.

— Ха! — восклицает лысый. — Вот это мило!

Клара не даёт себе насладиться похвалой. Её ждёт работа — подъём карты из колоды. Она достаёт из ящика маркер и протягивает второму, в лиловых очках.

— Снимите колоду, — просит она. — В любом месте. — Он снимает, появляется тройка пик. — Отлично. Будьте любезны, надпишите карту.

— Маркером?

— Маркером. Чтобы всё было по-честному. Здесь, в колоде, может быть ещё одна тройка пик, но такой, как ваша, нет. Спрячем её в середину колоды, вот так. Но вот что удивительно. Перевернём верхнюю карту, — Клара переворачивает, — и вот ваша тройка! Чудеса, правда? Спрячем её обратно в середину. Но погодите! Снова переворачиваем верхнюю карту — и опять ваша тройка! Просочилась сквозь колоду!

Это один из самых сложных Клариных фокусов. Не тренировалась она много лет, и не должно у неё сейчас получиться — но какая-то сила будто помогает ей. Помогает вновь обрести себя.

— А теперь смотрите внимательно, как я прячу карту в середину колоды. Пусть она торчит, убедитесь, что всё без обмана, — вот, видите? И я вижу. Так почему же, — Клара переворачивает верхнюю карту, — она и в третий раз оказалась наверху? Теперь давайте посмотрим. Кажется, я чувствую, как она шевельнулась, — чудеса, но могу поклясться, она на дне колоды. Будьте добры, вытяните нижнюю карту.

Он тянет. Та самая. Он усмехается.

— Блестяще! Я бы не заметил двойного подъёма, если б не ждал его.

Одним глазом он по-прежнему косится на экран пейджера. Надо во что бы то ни стало его отвлечь. Мизинец ноет — она уже много лет не отрабатывала эту технику, — но ей даже руки встряхнуть некогда. Отложив колоду, Клара берёт горсть монет и указывает на металлическую кофейную кружку возле ног лысого:

— Можно? Спасибо, вы очень любезны. Не знаю, заметили ли вы — наверное, вы и не смотрели, — но здесь всюду деньги.

Клара берёт в правую руку кружку, растопырив пальцы левой, — пусто! Щелчок пальцами — и между большим и указательным появляется монета. Клара бросает её в кружку — звяк! Она достаёт две монеты из-под воротника у лысого, по одной у него из ушей и ещё две — у толстого из кармана.

— Кружка ваша, не моя. Без двойного дна, без потайного отделения. Клянусь, вы стремитесь разгадать секрет. Наверняка у вас уже есть версии. — Клара жестом велит темноволосому снять очки. Тот протягивает их, Клара стряхивает — ещё две монеты соскальзывают в кружку. — Это естественно: людям свойственно во всём искать логику. Вы видите, я снова и снова достаю монеты. И предполагаете, что они у меня в левой руке. Но вот левая, там их нет, и вы ищете другое объяснение. Наверняка они в правой. Удобно, не правда ли — к кружке поближе? И не подумаешь, что я, — Клара берёт кружку в левую руку, — применяю, — она показывает правую: пусто! — сразу несколько приёмов. Клара кашляет, изо рта выпадают две монеты. Темноволосый прячет пейджер в карман рубашки. Наконец-то удалось завладеть его вниманием!

— Вы верите в Бога. — Клара разглядывает крестик у него на шее. — И мой отец тоже верил. Раньше я думала, что отец — моя противоположность. Он соблюдал правила, а я их нарушала. Он твёрдо стоял на земле, а я витала в облаках. Но вот что я поняла — а он, наверное, всегда знал: мы с ним верили в одно и то же. Называйте это как угодно — потайной дверцей, двойным дном или Богом. Вместилище неизведанного. Пространство, где невозможное становится возможным. Когда он совершал кидуш[45] или зажигал свечи в шаббат, это было не что иное, как чудо, фокус.

Радж покашливает, привлекая к себе внимание — мол, не слишком ли ты разошлась? Но Клара прекрасно понимает, что делает. Так было задумано изначально.

— Мы кое-что знали о мире, отец и я. Наверняка знаете это и вы. Не кажется ли вам, что реальный мир для нас тесен? Слишком жёсткие рамки, слишком много ограничений, слишком мало радостей и возможностей? Нет, — продолжает Клара, — на самом деле реальный мир шире, чем мы думаем.

Поставив на пол кружку, Клара достаёт из ящика чашу и шарик. Пустую чашу ставит вверх дном на стол, а шарик кладёт сверху.

— Наших знаний о мире мало, чтобы объяснить непонятное. — Подняв шарик, Клара зажимает его в кулаке. — Мало, чтобы разобраться в противоречиях, с которыми мы сталкиваемся на каждом шагу. — Раскрывает ладонь — шарик исчез. — Мало, чтобы найти опору нашим мечтам, надеждам, нашей вере. — Поднимает стальную чашу — шарик под ней. — Некоторые чародеи вам скажут, что магия пошатнет ваше представление о мире. А по-моему, на чудесах мир и держится. Чудеса — это тёмная материя, это клей, скрепляющий реальность, это воск, заполняющий пустоты между обрывками наших знаний. И требуется чудо, чтобы показать, как ущербна, — Клара ставит на стол чашу, — наша картина мира.

Она сжимает кулак. А когда разжимает, красного шарика нет. На ладони у неё спелая, сочная клубничина.

Тишина заполняет весь зал, от устланного коврами пола до пятнадцатиметрового потолка, от кулис до балкона. Радж начинает аплодировать, ему вторит лысый. И лишь другой, с золотым крестом, не хлопает. Он спрашивает:

— Когда вы можете приступить?

Клара разглядывает ягоду у себя в руке — она влажная, можно уловить запах. В ушах шумит — похоже на рокот водопада у входа в «Мираж». Или это звенит пила?

Лысый выуживает из кармана ежедневник в кожаной обложке:

— Декабрь, январь… В январе? Поставим её перед Зигфридом и Роем?

Голос толстого звучит глухо, будто в толще воды: