«…Ох, старик, не люблю вспоминать те годы. Денег не хватало ни на что. Чтобы прокормить свою семью, мне приходилось работать на стройке, грузчиком, продавцом пластиковых окон… Признаться честно, я был тогда в отчаянии. Перспектив не видел, выхода не видел, книги мои не издавали: я разругался с издательством, и они расторгли со мной договор. Короче, задница полная». – «Так. И что? Но ты продолжал писать? То есть все-таки рассчитывал на что-то?» – «Конечно. Писать я не переставал, хотя с каждым днем видел в этом все меньше и меньше смысла. Но не писать я не мог. Это единственное, что я умею и люблю делать. Когда я перед монитором, когда обдумываю идею нового романа, ты не представляешь, какое это удовольствие. Высшее. Сравнить его ни с чем нельзя».

Возле дома, на лавке, – миссис Брикман и ее выводок котов. Она выгуливает их ежедневно. Шлейки нет ни на одном из питомцев: коты миссис Брикман умные, как черти, дрессирует она их, что ли?

Она приветствует меня улыбкой. Я рассеянно киваю в ответ и вхожу в подъезд.

«…Два. Ну можно еще мансарду посчитать за этаж. Нам с семьей хватает…»

«Что он все время одно и то же спрашивает? Полтора часа только о доходах говорить?»

Лифт сломан. Да и бог с ним. Перехватываю пакет в другую руку и шагаю по лестнице наверх.

«Твои книги переведены на…»

«Да к черту его. Где же зарплата? Неужели до понедельника не придет? Впрочем, ладно. Главное, чтобы хотя бы в понедельник пришла. А то начнут потом «завтраками кормить»: позвоните в воскресенье после среды сразу же в пятницу во вторник».

«В одном из интервью ты как-то сказал, что… что… В одном из интервью ты как-то сказал, что… Ты рассказывал…»

«Что? Что я там рассказывал?»

Линнет встречает меня на пороге. Я подставляю щеку для поцелуя, рассеянно улыбаюсь, отдаю пакет с продуктами.

– Обедать будем? Ты голоден?

– Что? А, нет, не очень. Садись без меня, дочь степей, я забыл сигарет купить. Пойду схожу…

Я брожу до глубокого вечера. Нарезаю круги по району. По привычке хожу быстро, словно опаздываю куда-то. Бесцельно и быстро. Я не сразу замечаю, что говорю вслух.

«…Да, конечно. В подарок я принес вот этот вот брелок. Это фигурка в виде…»

– Кофе, пожалуйста. На двойном эспрессо. Да, как всегда.

– Добрый вечер, мистер Блисдейл.

Та же компания. Весь день они тут просидели, что ли? Хохочут.

– Хватит вам, – девичий голосок.

«…Брелок в виде…»

«В виде жабы слюнявой! Дался тебе этот брелок».

В мгновение, как это обычно у меня и случается, зарождается идея романа. «Это история о неудачнике. Добром малом. Мечтателе. И все у него в жизни идет через одно место, но у судьбы на его счет свои планы…»

Закуриваю.

«Если в понедельник не перечислят – труба. Но у Линнет вроде бы аванс должен быть. Ей обещали, если я ничего не путаю…

«Блиц. Я быстро задаю вопросы, ты – отвечаешь как хочешь…»

Я делаю еще несколько кругов перед тем, как пойти домой. Ноги гудят.

Сигареты я не покупаю. Пачка почти полная.

* * *

Бывали в жизни каждого из нас моменты, когда на поверхность сознания поднимались такие мерзкие мыслишки, что и спустя годы, вспоминая о них, делается отвратительно, мы презираем себя на мгновение, ненавидим, морщимся, словно концентрированный гранатовый сок выпили, а потом вроде бы отпускает, минутный, даже секундный приступ проходит.

Линнет стала меня раздражать.

Разумеется, в полной мере осознавая всю несправедливость такого к ней отношения, я ни словом, ни знаком не показывал ей своего раздражения. И странность в том, что я по-прежнему ее любил, любил даже сильнее, чем в первые месяцы сладких закатов. И скучал по ней, когда приходилось уезжать на книжные ярмарки, проходившие в других городах. Мне делалось не по себе, когда жены не было в пределах прямой слышимости, неуютно делалось как-то, тоскливо и необычно.

Но эгоистичная моя душонка так погано скроена, что расходится по швам, оголяя еще более поганое и эгоистичное свое нутро. В нашей крохотной квартире я не мог, физически не мог уединиться, чтобы остаться в компании одних и тех же, повторяющихся по кругу рассуждений о деньгах, о литературной славе, о доме в два этажа с отдельным уютным кабинетом. Одни и те же мысли, с пробуждения и до того, как к ночи разболится голова, вертелись в моей голове.

Если бы не необходимость перезагружать организм, уверен, я думал бы об одном и том же круглыми сутками. Слава богу, сходить с ума я стал уже после того, как подрос Тревор, иначе и он раздражал бы меня. Мы отдали его в детский сад, хотя можно было этого и не делать: его папашка целыми днями ничем толком не занимался. Линнет работала, и я мог гонять по кругу в своей тупой башке кожаное портмоне, распихивая по кармашкам кредитные карты, складывая наличные, находя отделения под магнитный ключ от двухэтажного дома…

Но вечером возвращались Линнет и Тревор. Сын уходил в комнату, и контактировали мы с ним только тогда, когда я сам этого хотел. Я заходил к нему, брал второй геймпад, если, например, он сидел за иксбоксом, и час-другой мы, смеясь и толкая друг друга локтями, играли в приставку.

В такие моменты к нам заходила Линнет и неизменно болела за сына, если игра была соревновательная. Это правда, подобные вечера – не редкость в нашей семье. Вот пишу я эти строки и сам понимаю – реклама йогурта, ни дать ни взять. Но это правда. Ссорились мы редко. А по вечерам любили смотреть фильмы все втроем, и я смешно комментировал происходящее на экране, Тревор хохотал, а Линнет ужасно злилась, она говорила, что не слышит из-за моих реплик ничего, что говорят герои, а мы с Тревором хором отвечали, что она видела Гарри Поттера уже раз эдак двести.

Но я уделял им слишком мало своего «драгоценного» времени. И даже когда уделял, никогда по-настоящему я не переставал думать о том, где мне разжиться состоянием, чтобы никогда больше не волноваться о проклятом банковском счете.

Я сидел за компьютером и набивал текст будущего романа, который должен будет обеспечить нас троих на всю жизнь, а Линнет что-то все время говорила, что-то рассказывала, показывала на телефоне смешных котиков, подходила сзади и подолгу обнимала меня, будто не видела, по меньшей мере, полгода.

Я мог попросить ее не мешать мне работать, мягко попросить, без раздражения, попросить, чмокнув в щеку или укусив