– Прекрасно, прекрасно, – пробормотал он, осмотрев ее ногу, и воодушевленно добавил: – Скоро будете как девочка прыгать и не вспомните, какая из двух пришита.

– Да я уже не помню, – она улыбнулась. – На днях заказывала себе туфли от ЛиЛу и забыла, куда ставить галочку «ортопедическая» – на левую или на правую.

– О! Последняя коллекция? Я был на показе, это фантастика. Но и эти, которые сейчас на вас… – это что, Джун Во осеннего сезона? Жаль, что он не делает мужских моделей…

– Я Джуну передам, – легко сказала она. – Уверена, одну мужскую пару он уж как-нибудь сочинит – специально для вас.

Леднев замахал руками:

– Ох, Ирина Анатольевна, душа моя! Я совсем не то имел в виду…

– Пустяки. Свои люди – сочтемся.

Вот тебе на. Хотел всего лишь комплимент сделать, а вышла взятка. Черт знает что.

– Нет-нет, – снова мягко, но настойчиво запротестовал он. – Я бы не хотел, чтобы… В том смысле, что… Не знаю… Я как-то не к месту распетушился… ЛиЛу, Джун Во…

Она недоуменно подняла брови.

Он сдался:

– Дорогая моя, простите. Занесло.

– Ничего. Меня тоже иногда… заносит.

Леднев вспомнил, как она потеряла ногу. Шумная была история. Василькова презирала беспилотники, ездила вручную. И однажды ее «занесло».

«Я была под эмпатиками, – рассказывала она. – И прочитала в сердцах всех людей, что жизнь их – вся наша жизнь, и моя тоже – полна страданий и неправды. Мне стало так больно, так больно! Невыносимо. И тогда я поняла: единственное благо для человечества – это смерть».

Познав истину, она хорошенько разогналась и выскочила на тротуар бильярдным шаром, разметав пешеходов – пятеро погибших, двенадцать покалеченных. Затем ее вынесло на перекресток, где она впилилась в лоб маленькому «Хорсу», убив еще двух пассажиров и в кашу раздробив кости своей левой ноги от бедра до педали. К счастью, все пострадавшие оказались плебеями, так что никто из них не имел права выдвинуть против нее обвинения. К тому же, благодаря аварии выяснилось, что водитель «Хорса», который выжил (погибли его жена и дочь), зажиточный лабазник из Троицкого предместья, имел связи с иностранной разведкой, и после того, как выплатил Васильковой компенсацию за ее разбитый «Витязь», потерянную ногу и моральную травму, он был приговорен Высшим Судом к посажению на кол за государственную измену.

Был также казнен и торговец эмпатиками с крамольным содержанием. Во всех СМИ прогремел тогда отчет Комиссии по Легальным ИСС-веществам и электронным стимуляторам: «Комиссия установила, что болезненный эффект «страдания и неправды», который побудил И. А. Василькову к разрушительному поведению, есть не что иное как диверсия, коварный акт вредительства нашему Богатому Внутреннему Миру. Сама по себе мысль о смерти человечества как о благе не идет, разумеется, вразрез с нашей доктриной. Недаром идейно крепкая И. А. Василькова обратилась к ней в отчаянной попытке избавиться от болезненного переживания. Однако стимул, которым была вызвана эта мысль, исказил ее духовную сущность. Коварно заложенная в эмпатик установка «вся наша жизнь полна страданий и неправды» – абсолютно преступна, это чуждое, в корне враждебное нам представление об устройстве нашего справедливого богохранимого Государства. И каждый, кто пытается внушить нашим гражданам такую установку – пусть даже через казалось бы безобидные эмпатики, – должен быть ликвидирован».

Что касается самой Васильковой… Её тоже, конечно, наказали – ну, а как же. Пожизненно лишили водительских прав. Она восприняла этот приговор стоически. Ни разу не пожаловалась – ныть было не в ее привычках. Но Леднев догадывался, какие круги ада проходила ее свободолюбивая гоночья душа. Веками ездить на беспилотнике! Никогда больше не прикоснуться к рулю и педалям! И все-таки – ни ропота, ни стона. Удивительная, сильная женщина.

22 апреля. Славный день, великий праздник – День рождения Ленина нашего дорогого Ильича. Первого народного царя, вождя униженных и оскорбленных. Несмотря на все его заблуждения, Ленин нам дорог. Ленин нам дорог своей скромностью и простотой: родился и жил в шалаше, ходил в разлив, стоял на броневике, стрелял из Авроры, по субботникам носил бревно, из личных вещей имел ружье, пальто и кепку, любил детей, а работал на чердаке.

В этот день нас вывозят на автобусах в лес – играть в Зарницу. Всех по жребию делят на две армии – одну обозначают белыми повязками, другую – красными. Это единственный день в году, когда нам позволено все, что категорически запрещено: одиночество, уединение, публичное появление без головного убора. Потому что по правилам игры – война. А на войне другие правила.

По правилам войны, чтобы «убить» солдата вражеской армии, нужно вырвать у него из головы светляка. Можно пользоваться специальными когтями-лезвиями – их выдают на лужайке перед началом игры. Не всем – только тем, у кого в журнале нет черных отметок. Поэтому многие изготавливают сами себе заранее. Самодельным когтям трудно придать необходимую изогнутость, зато можно их заточить гораздо острее казенных. И разукрасить на свой вкус. Нельзя только делать когти длиннее положенного – не пропустят. Нельзя надевать когти на обе руки. Нельзя применять когти не по назначению, а то были случаи – вместо светляка выцарапают глаз или раскромсают в лоскуты щеку. Это нарушение правил. За такое снимают очки всей команде. А виновника – в карцер.

Когти – строго для светляков. Вырвал, хватай, беги. Но не так-то это просто – чтобы вспороть кому-то затылок и выколупать оттуда светляка, нужно этого кого-то мордой к земле приложить – то есть, необходимо серьезное физическое преимущество. Поэтому за мужской труп врага дают очков вдвое больше, чем за женский.

Идеальная цель – знаменосец. Убивая знаменосца, захватываешь знамя врага – а значит, приносишь победу своей армии. Если, конечно, донесешь это чертово знамя до штаба.

Мы попали в армию белых. Нашим знаменосцем был Лезга. Но мы сразу потеряли его из виду…

Когда, пройдя по лесным тропам череду препятствий, армии наконец сблизились и с криками «Ура!» выбежали на поле боя, – как всегда, начался хаос. С обеих сторон полетели взрывпакеты и дымовые гранаты. Повсюду бабахало, все вокруг заволокло клубами дыма, который вытягивался лентами по ветру. В дыму носились тени людей – кто свой, кто чужой – не разобрать. Наш отряд в первые же секунды потерял двух человек – огромная стая мелюзги, какие-то вшивые семиклашки окружили нас и, кошками прыгая на одного по двое-трое, чуть не разорвали всех на кусочки. Меня повалили, извозили в грязи, я потеряла платок и клок волос, выбила кому-то зуб кулаком, при ударе сама себе порезав ладонь когтями, зато не нарушила правил – и кое-как отбилась… «Вперед!» – зарычала Рита. Мы, шестеро оставшихся в живых, помчались вперед.

Внезапно дым развеялся, и я увидела солнечную поляну, подернутую нежной весенней зеленью, с прозрачным перелеском вдали, и бескрайнее синее небо, в котором одинокой запятой стояло белое облачко.