нравилось отношение Вильгельма к родителям, особенно в Сан-Ремо. Чтобы к нему относились с прежней приязнью, ему надо было стать почтительным сыном. «Что касается его антианглийских чувств, информация о них доходила до королевы со всех сторон».

Не только английские родственники отказывались понимать его так, как ему хотелось. В ноябре 1887 года Вильгельм вместе с Доной посетил встречу в квартире Вальдерзее, где обсуждалось расширение миссии Стекера на другие города. Принц в тот момент был незаслуженно высокого мнения о Стекере и считал, что в нем есть что-то от Лютера. В ходе обсуждения он сказал: «Самая эффективная защита для трона и алтаря перед лицом нигилистических тенденций анархистской и безбожной партии должна заключаться в возвращении к христианству и церкви тех, кто утратил веру. Их надо убедить признать авторитет власти и необходимость преданности монархии. По этой причине идеи христианского социализма заслуживают большего внимания, чем раньше».

Мать назвала это выступление «очень глупой речью». Но оно привело в раздражение еще и Бисмарка, которому не нравилось, когда у церкви есть собственные идеи по социальным вопросам. Он опасался, что группа Стекера (которую он назвал протестантским центром) отобьется от рук. Возможно, он понимал, что, поскольку предложения Стекера слишком мягкие, чтобы привлечь рабочих, единственным эффектом агитации может быть ослабление единства имущих классов. Явно инспирированная статья в «Норддойче рундшау» отчитывала Вильгельма за вмешательство в партийную политику. (Бисмарк однажды заявил, что верит в вежливость в дипломатии, но в грубость в прессе.) Как бы то не было, критика достигла цели и была принята с возмущением, потому что задача миссии – спасение рабочих от марксизма – должна была быть близкой и сердцу Бисмарка. Вильгельм сказал Хинцпетеру, что, по его мнению, не заслуживает такого обращения от человека, для которого он, можно сказать, закрыл за собой дверь родительского дома, оставшись без ключа. Он послал Бисмарку длинное письмо с оправданиями. Ответ содержал замысловатую дипломатию, проявленную Вотаном по отношению к Миме, но позиции не были сданы. Вильгельм также считал предательством со стороны Бисмарка то, что он составил прокламацию для передачи всем германским принцам в случае его прихода к власти. Считать их всех, как имел обыкновение делать его отец, беспокойными вассалами, утверждал он, ошибка. Они, по сути, коллеги, мнение которых следует всегда выслушивать, особенно императором, который будет моложе большинства из них. Разумеется, «старых дядюшек» следует держать на месте, но этого намного лучше добиваться приветливостью, чем приказами. Следует отдать Вильгельму должное за такое отношение, хотя не за наивность, с которой он его высказал. И совет Бисмарка сжечь письмо, в котором он изложил эти взгляды, глубоко задел принца. После этого Вильгельм имел возможность приписывать разногласия с его взглядами влияниям, чуждым истинно германскому духу. Ему пришлось пересматривать свои взгляды и вырабатывать обновленный подход к жизни[6]. Он заговорил о необходимости заставить канцлера понять, что в Германии хозяином является император, он также склонился к антисемитизму, который все чаще демонстрировал Стекер, и попытался объяснить публичную критику влиянием на прессу евреев, не одобрявших вмешательство в их свободу делать деньги. Вильгельм объявил о своем намерении остановить это после прихода к власти, но министр внутренних дел, сам бывший убежденным реакционером, был вынужден отметить, что такая практика стала бы нарушением конституции.

Тем временем в Сан-Ремо состояние кронпринца резко ухудшилось. У него появились затруднения с дыханием, и возникла необходимость во второй операции. Месяцем позже, 9 марта, Вильгельм I умер, до самого конца настаивая на необходимости сохранения хороших отношений с Россией. Он все время вспоминал, как царь прибыл в Берлин и его никто не встретил, и постоянно твердил сыну (за которого принимал внука), что ни за что нельзя позволить себе потерять русскую дружбу. Смерть человека, сражавшегося в Наполеоновских войнах, прошедшего революцию 1848 года и ставшего первым германским императором, означала конец целой эпохи. Услышав о ней, лорд Солсбери сказал, что корабль покидает гавань. «Это пересечение мели. Я вижу море, полное белыми барашками».

Кронпринц, принявший титул под именем Фридрих III, направил достойное послание германскому народу и очень теплое – королеве Виктории. Он покинул Сан-Ремо и направился на холодный север. Он сразу дал понять, что Бисмарк останется канцлером, и в течение его правления, продлившегося девяносто дней, не было сделано ни одной попытки ввести либеральные изменения при дворе. Для того чтобы разгромить шпионскую сеть вокруг него, шаги, направленные на претворение совета Независимого политика, так тщательно скрывались, что о них стало известно лишь недавно. Самым важным результатом этого контакта стала насильственная отставка министра внутренних дел в обстоятельствах, предполагающих, что, будь император подходящим компетентным человеком, конституционный кризис не наступил бы так быстро.

Наступивший кризис поторопила императрица, настоявшая на возобновлении предложения о бракосочетании ее дочери и Александра Баттенберга. Отец Баттенберга был против союза, у самого Александра были zärtliches Verhältnis (нежные отношения) с «представительницей сценической профессии» (на которой он позже женился), а принцессе досталась роль послушной дочери. Соответственно, не могло быть никаких сомнений в том, что императрица (которой уже было около пятидесяти, и ее эмоциональное состояние не отличалось стабильностью) была в первую очередь занята укреплением своей власти, пока ее основа еще существовала. Только в эту игру могли играть двое. У Александра больше не было официального положения, и он был смещен с болгарского трона. Бисмарк тем не менее продолжал настаивать, что этот брак с членом императорской семьи испортит русско-германские отношения, и угрожал отставкой, если о помолвке будет официально объявлено. Поскольку русский министр иностранных дел, приглашенный, чтобы подтвердить его слова, воздержался от этого, представляется, что Бисмарк намеренно преувеличил опасность, желая взять верх над императрицей. То, что он одержал верх, объясняется поддержкой Вильгельма, который заявил, что будет считать всякого настаивающего на этом браке врагом не только его дома, но и страны и будет обращаться с ним соответственно. Намерения Вильгельма не остались не замеченными его матерью, и у постели больного разгорелись нешуточные страсти. В день рождения Бисмарка Вильгельм произнес речь, в которой сравнил рейх с полком, в котором убили генерала и тяжело ранили его заместителя, открыв возможность для призыва объединяться вокруг младшего лейтенанта. Император понял, что речь идет о его способности управлять, и выразил протест сыну, который впоследствии попытался компенсировать оскорбление, отозвав гвардейскую бригаду с маневров, чтобы вернуть ее пред светлые очи монарха.

Такова была ситуация, в которой оказалась королева Виктория, когда, проведя отпуск в Италии, в апреле 1888 года решила вернуться домой через Берлин, чтобы повидать любимого зятя. Поскольку Бисмарк считал ее настоящей подстрекательницей брака и учитывая антибританские