– Жан-Пьер! – одернула меня Софи. – Займись Ольгой! Глаз с нее не спускай! Она напугана, возможно, тебе что-то получится у нее разузнать. В крайнем случае нам будет что сказать Фальеру!

Я кивнул.

– Хорошо. Попробую. А что Жиль? Он что-нибудь выяснил насчет табака?

Софи стиснула стакан пальцами и вздохнула.

– Жиль пока не появлялся.

– И не звонил?

– Нет.

– Плохо.

Я поднялся с диванчика и подошел к двери.

– Попробую поговорить с Ольгой, – предупредил я Софи, выходя в коридор, но гримерка примы оказалась заперта. На стук в комнатушку, выделенную Виктору Долину, также никто не отозвался.

Куда и зачем хореограф увез Ольгу?

Непонятно.

Заняться мне в любом случае было нечем, я предупредил Луку, что пройдусь до набережной канала, и покинул клуб через черный ход. Просто решил развеяться. В клубе мне было тесно. Стены словно давили и не давали расправить плечи. Хотелось простора. Темным проходом между сырых и покрытых потеками сажи стен я дошел до канала Меритана. Огляделся там и обреченно покачал головой.

С противоположной стороны канала выстроилась шеренга домов, изредка в них темнели арки, которые связывали глухие внутренние дворики и площадки лодочных пристаней. Набережной там не было вовсе, да и на этом берегу улочка протянулась узкая, сырая и темная. Простор? Не было его, лишь серела над головой полоска затянутого облаками неба.

Я беззвучно выругался, поправил кепку и направился к Ярдену, прошел пару кварталов, и стены домов раздвинулись, открывая вид на реку. Другой берег – далеко-далеко, водная гладь блестит тусклым серебром ряби. Вверх по течению медленно идет ржавая и закопченная самоходная баржа, навстречу ей плывет красавец-пароход. Дымят трубами буксиры, белеют треугольники яхт.

И всюду – небо. Простор.

Налетел ветер, повеял речной свежестью, распахнул пиджак. Я придержал едва не сорванную с головы кепку, пропустил ехавший по дороге паровой грузовик и перебежал через дорогу перед катившим вслед за ним конным экипажем с поднятым брезентовым верхом.

Прямо на тротуаре у ограждения набережной были выставлены столики, порывы ветра трепали зонтики и белоснежные скатерти, и я решил ненадолго там задержаться.

Солнце спряталось за пеленой облаков, и водная гладь перестала слепить глаза своими отблесками, поэтому я сел за крайний стол и развернулся лицом к реке. Трепыхался навес, плескались бьющиеся о гранитную мостовую волны, дувший с океана ветер разметал и выгнал из города смог. Дышалось непривычно легко. Даже на фабричной окраине высоченные заводские трубы сегодня не были увенчаны черными клубами, дым сразу уносило в сторону.

– Что будете заказывать? – поинтересовался официант в белом парусиновом пиджаке. Он говорил с заметным акцентом, но с каким именно – с ходу разобрать не получилось.

– Кофе, будьте любезны, – попросил я. – Сахар и сливки отдельно.

– Выпечка, пирожные, вафли?

Столики выставила расположенная в соседнем доме кондитерская, поэтому я на миг задумался, а потом сказал:

– Вафли.

– Бельгийские или венские?

– Бельгийские.

– Чем полить? – продолжил расспросы официант.

– Бельгийские вафли со взбитыми сливками.

– Сейчас все будет.

Официант убежал через дорогу, а я вытащил из кармана пиджака «Вестник империи», который не прочитал утром. В этот момент с нами поравнялся паровой катер, дым из закопченной трубы снесло на набережную, и кто-то из моих соседей закашлялся, да и у меня самого ощутимо запершило в горле.

И все равно – хорошо. Главное, что простор!

Я негромко рассмеялся.

Агорафобия в перечень моих заболеваний точно не входила. Или я просто об этом забыл? Лечит амнезия от психических расстройств или бессознательное в любом случае проявит себя? Вопрос.

Я придавил газету к столу пепельницей, дабы ее не унес ветер, и задумался.

«Вспомни! Электричество – дьявол!»

О чем кричал вчера безумец? Почему он вбил себе в голову, что встречал меня раньше? И стоит ли искать логику в словах сумасшедшего? Пожалуй, что нет.

Я раскрыл газету, но этот момент, одной рукой удерживая поднос над головой, официант с непостижимой грациозностью и уверенностью пересек оживленную улицу и начал сервировать мой стол.

– Комплимент от заведения, – объявил он, указав на пластинку в серебристом фантике, которая лежала на блюдечке рядом с кофейной чашкой.

– Благодарю, – улыбнулся я, взял миниатюрный молочник и долил в кофе сливок. Добавил ложечку сахара и тщательно размешал, затем попробовал и одобрительно кивнул. Неплохо.

Вафля оказалась горячей, хрустящей и вкусной, расправился с ней в пять секунд. Потом отпил кофе и развернул шоколад. Кондитерское изделие буквально растаяло на языке, оставив приятный, слегка горьковатый и при этом, вне всякого сомнения, уже знакомый привкус.

Удивительно! В бытность Пьером Моретти мне ничего подобного пробовать не доводилось, а еще раньше шоколад ввозили в пределы империи исключительно контрабандой, поскольку торговые отношения с ацтеками находились под строжайшим запретом.

Странно и непонятно: с чего бы мне тратить немалые деньги на контрабандное лакомство? Я сладкоежка? Вот уж не сказал бы!

Сделав очередную зарубку на память, я принялся пить кофе и читать газету. Точнее – пытался ее читать, поскольку разгулявшийся ветер беспрестанно трепал и сминал бумагу. С дамы за соседним стволом его резкий порыв и вовсе сдернул шляпку; благо кавалер вовремя перехватил головной убор и не дал ему укатиться на проезжую часть.

Оставив попытки расправить листы, я подозвал официанта и оплатил счет. А потом, неожиданно даже в какой-то мере для себя самого, поинтересовался:

– Скажите, любезный, тут пишут о беглеце из «Готлиб Бакхарт». Это газетная утка, правильно? Разве оттуда когда-либо сбегали? Это же нонсенс!

Официант на миг опешил, сбитый с толку неожиданным вопросом, но очень быстро пришел в себя. Извозчикам, цирюльникам и официантам к странным вопросам не привыкать.

– Нет, не припомню такого, – хмыкнул он, продолжая убирать грязные приборы на поднос. – Хотя…

– Да? – насторожился я.

– Пару лет назад там случился пожар, умалишенные разбежались по округе. Возможно, речь идет о том самом случае.

Пожар? Пару лет назад?

У меня враз пересохло во рту, а по коже огнем растеклась фантомная боль давным-давно заживших ожогов.

– Не припомните, случайно, когда это было? – уточнил я, добавляя к счету полфранка чаевых.

– Увы, не подскажу.