Он подошел к телефону и снова вызвал Жербаля, попросив ещераз объявить по корабельному радио, что собравшиеся в каюте ожидают господинаЮлиуса Талвеста. Затем вернулся на свое место.

– Давайте продолжим, – предложил он.

– Господин Пятраускас, вы говорите по-английски достаточносвободно? – уточнил Дронго.

– И не только по-английски, – ответилПятраускас, – я знаю французский, немецкий, русский и, конечно, роднойлитовский.

– Очень хорошо. В таком случае мы будем говорить с вамипо-английски, чтобы немного дать отдохнуть нашей уважаемой Лилии Леонидовне.Тем более что и госпожа Слепакова тоже хорошо понимает английский язык.

– Как угодно, – согласился Пятраускас, – я готовоказать вам любую посильную помощь. Если хотите, то я сам стану переводчикомгосподина Миго.

– Достаточно, если вы будете говорить по-английски, –вмешался Миго, – я хорошо понимаю оба языка. Проходил стажировку вАвстралии. И на наших островах действуют два языка. Французский и английский.

– В таком случае продолжим, – согласился Дронго. –Итак, где вы провели сегодня ночь?

– В своей каюте, которая находится очень далеко от каютыубитого господина Северцова, – пояснил Пятраускас, – на другом концекорабля.

– Вы ничего не слышали? Может, кто-то проходил мимо вашейкаюты. Кто-то выходил из соседних кают.

– Нет, ничего не слышал, – ответил Пятраускас. – Аесли бы услышал, то сразу сообщил вам.

– Сегодня днем вы сходили на берег?

– Да, сходил.

– Вы были один?

– Я сошел с большой группой туристов из Швеции, но я былодин, если вы спрашиваете меня об остальных туристах из Прибалтики или России.

– Откуда такая нежная дружба к туристам из России? –спросил Дронго. – Насколько я знаю, ваши соотечественники всегда пыталисьотдалиться от бывших соседей, чаще всего не вступая с ними в контакт. А вы,наоборот, демонстрируете свое расположение к ним.

– Это делают неумные националисты, – возразилПятраускас.

– А вы умный интернационалист? – уточнил Дронго.

– Можно сказать и так, – кивнул Роберт, – если вамтак хочется.

– Мне в данном случае интересно ваше мнение.

– Я много лет живу во Франции, а не в Литве, если выспрашиваете меня об этом. И у меня нет никаких русофобских настроений.

– Понятно. А почему во Франции, ведь вы работаете в немецкомконцерне?

– Это вы тоже успели узнать, – усмехнулсяПятраускас. – Я работаю в филиале немецкой химической компании, которыйнаходится во Франции, недалеко от Страсбурга.

– Хорошо платят?

– Достаточно, чтобы позволить себе такую поездку, –ответил Пятраускас.

– Вы кого-нибудь знали до того, как вылететь в Токио? Я имеюв виду из членов вашей немецко-прибалтийской группы?

– Нет, никого.

– А из состава российской группы?

– Тоже никого не знал, – ответил Роберт, – апочему вы спрашиваете?

– Вы же знаете, что произошло два убийства подряд. Насколькоя помню, вы только недавно пытались успокоить вдову убитого ювелира.

– Я видел, в каком она состоянии. Они прожили вместе многолет, – ответил Пятраускас, – и я считал своим долгом ее как-топоддержать.

– Вы говорите по-латышски?

– Не очень хорошо. Но я их понимаю.

– А по-эстонски?

– Нет, – улыбнулся Роберт, – считается, чтоугро-финские языки самые сложные в мире. Мадьярский, то есть венгерский,финский и эстонский. Их практически невозможно выучить, не говоря уж о том,чтобы понять грамматику.

– Когда вы вышли на причал, вы никого там не видели?

– Видел, – кивнул Пятраускас, – видел госпожуСлепакову. Она вошла в первый магазин.

– И больше вы ничего не видели?

– Я видел, как уходили Юрис Зигнитис вместе с господиномТалвестом куда-то в другую сторону. Я еще подумал, что они могут опоздать накорабль. Тогда многие говорили, что мы уйдем до обеда. А потом выяснилось, чтоотчалим точно по расписанию.

– Господин Пятраускас, а почему вы обратили внимание, чтоони уходят вместе? – уточнил Миго. – Или вы в чем-то их подозревали?

– Просто увидел, как они уходят вместе. Вам нужно былознать, кого я увидел, и я вам рассказал.

– Вчера вечером вы подходили к нам, – напомнилДронго, – когда мы сидели на прогулочной палубе вместе с госпожойСлепаковой.

– Верно, подходил. Но не только я подходил к вам. До меня квам подходили Вадим Помазков и госпожа Зоя Ихелина.

– А почему вас так интересовали именно мы и те, кто к намподходит?

– Случайно я сидел выше и видел всех, кто к вам подходил.

– Госпожа Туманова говорит, что тоже их всех видела. Но онане упоминала вас.

– Значит, Лилия Леонидовна меня не увидела, – оченьспокойно ответил Роберт.

Туманова согласно кивнула головой. Она действительно незаметила вчера вечером Пятраускаса. Ей нравился этот мужчина средних лет, такойспокойный, немногословный, выдержанный.

– Что вы делали потом?

– Сидел в баре и наблюдал, как один наш общий знакомыйпотребляет слишком большое количество алкоголя. Я бы даже сказал, очень сильноперебирает.

– Кто это был?

– Юлиус Талвест.

Миго, не выдержав, снова подскочил к Пятраускасу.

– Вы точно видели Талвеста? Когда это было?

– После полуночи. Он был в баре до трех или четырех утра.Нужно было видеть, как он напился. Я думаю, не меньше восьми стаканчиков водкии еще две текилы. Я даже хотел проводить его до каюты, но он отказался.

– Не может быть, – нервно произнес Миго, – онвчера должен был быть абсолютно трезвым. Может, он вас просто обманул и не пилэтой водки?

– Еще как пил. Я сидел совсем недалеко и все видел. Поверьтемне, что вчера ночью он был в абсолютно невменяемом состоянии.

– Верно, – вмешалась Нина, – я тоже его видела,когда возвращалась в свою каюту. Он с трудом передвигал ноги. И что-то пыталсямне сказать, но я заперлась в своей каюте.

– Ваши показания разрушают нашу единственную версию, –вздохнул Миго.

– Наоборот, – неожиланно сказал Дронго, –возможно, они только подкрепляют нашу версию.

Все посмотрели на него.

– Что вы хотите сказать? – спросил Миго.

Вместо ответа Дронго достал из кармана две магнитныекарточки-ключа.