Мутно блестит железо остро отточенных венцов, нацеленное прямо в грудь русским воинам. Длинные рукоятки крестов крепко сжаты в дюжих руках здоровенных монахов, которые все теснят и теснят Оршу и его друзей, не давая им ни вырваться, ни нанести удара. И тут отрок, отскакивая от очередной порции ударов, споткнулся о придорожный камень и упал. Монах, оказавшийся рядом, радостно поднял свой крест повыше, чтоб одним смертоносным ударом раскроить череп лежащему на земле человеку, но так и застыл с поднятыми вверх руками.

Радим обернулся и увидел, что из груди застывшего над ним монаха торчит наконечник стрелы, пробившей насквозь облаченное в черное тело. Другой монах больше не пытается убить его, а растерянно озирается по сторонам, пытаясь сообразить, откуда прилетела стрела. Отрок быстро вскочил на ноги и едва успел отпрыгнуть в сторону, как на место, где он только что лежал, повалилось мертвое тело монаха.

Отец Федор в ужасе посмотрел на оперение стрелы, торчащей из спины монаха и похожей на диковинное растение смерти, выросшее вдруг из человеческой плоти, и закричал что-то. Что кричал его перекошенный от ужаса рот, он и сам потом вспомнить не мог, но монахи стали пятиться и отступать.

– Ага! – закричал радостно Орша. – Бегут! Как мы их уважили!

Он торжествующе обернулся к Велегасту и, выхватывая сулицу, подмигнул ему горящим зеленоватым огнем страшным глазом:

– Сейчас я для полного удовольствия еще ихнего главного гада уважу, и тогда мы пойдем дальше.

– Не делай этого! – закричал волхв.

Но было поздно. Рука сотника метнула сулицу с такой силой, что, казалось, ничто не сможет остановить смертоносного жала ее стального наконечника. Ничто… кроме человеческого тела. Когда сулица, мелькнув, словно молния, в доли секунды пролетела почти все расстояние, отделявшее Оршу от священника и смерть заглянула прямо в перепуганные глаза служителя Бога, вдруг один из монахов прыгнул, закрыв своим телом отца Федора. Предсмертный вопль, вырвавшийся из пронзенной груди, и крик досады, прозвучав почти одновременно, слились в один душераздирающий жуткий рев, и время, вдруг исказившись, страшно спрессовалось для священника, словно открыв ему ненароком всю тайну жизни.

То, что должно было произойти в единое мгновение, не оставляя времени на раздумья, теперь представлялось замедленным движением сменяющих друг друга картин. И отец Федор увидел то, что не должен был видеть, чтобы не смущать свою и без того смущенную душу. Он вдруг увидел, как из спины монаха, выскочившего перед ним, появляется острая блестящая полоска стали, чуть окрашенная кровью. Она нацелена в его грудь, безжалостная и неотвратимая, и он чувствует веющий от нее холод смерти. Глаза священника стали огромными от ужаса, тело его сжалось и затрепетало, став беспомощно-обреченным. Он вдруг понял, что не верит в бессмертие ни на грош, не верит в то, что проповедует, и сам страстно не хочет умирать ни за веру в Христа, ни за что-либо еще. Он видит, как медленно, очень медленно разрываются ткани на спине монаха, и смертоносное жало все тянется и тянется из пронзенной плоти. Вот оно показалось все целиком, и следом за ним ползет деревянное древко, выкидывая из раны капли дымящейся крови. Отец Федор хочет уйти, отвернуться, но не может ни сделать шага, ни перестать смотреть на этот театр смерти. Древко уже почти все вышло, и сейчас сулица продолжит свой полет прямо в его грудь. Холодом дыхнуло в мертвенно-бледное лицо, и в тот же миг сулица остановилась. Монах от страшного удара в грудь повалился на спину прямо к ногам священника, выдохнув из мертвой груди фонтан алой крови.

– Ах ты!.. – выругался Орша и выхватил новую сулицу.

– Стой! – закричал Велегаст.

Но сотника ничто уже не могло остановить; его сулица вновь жадно искала смерти ненавистного ему священника. Но теперь оставшиеся в живых монахи показали всю свою великолепную выучку, всю силу того порядка, которым так гордился отец Федор. В одно мгновение они встали тесным клином и, припав на одно колено, выставили вперед лес крестов. Почти соприкасаясь друг с другом, древки крестов образовали прочный щит, укрывший и монахов, и их властелина. Сулица вонзилась в один из крестов, и ее древко затрепетало от нерастраченной силы удара, издав протяжный дребезжащий звук.

– Остановись, Орша Бранкович! – грозно прозвучал совсем рядом чей-то сильный и незнакомый голос. – Именем Бога заклинаю тебя, остановись немедленно, не то ты горько пожалеешь об этом!

Все повернулись на этот властный голос. Шагах в пяти от места боя стоял высокий воин в кольчуге, по которой были рассыпаны длинные, до плеч, густые темные волосы с сильной проседью и такой же масти окладистая борода. За ним теснились городские ратники, двое из которых крепко держали за руки Радима. Еще дальше, за их спинами, виднелись вооруженные чем попало горожане, выходившие из-за поворота улицы. По разгоряченным лицам людей видно было, что все они только что быстро шли, а горящие глаза красноречиво говорили, что последние минуты боя, когда Орша метал сулицы, видели все. Высокий воин был городским воеводой. Он поднял вверх левую руку и быстро сделал еще несколько шагов, встав между Оршей и монахами. Ратники окружили сотника и его друзей кольцом из крепких щитов и выставленных вперед рогатин.

– Как ты мог поднять руку на божьих людей?! – снова грозно прозвучал властный голос. – Зачем ты убил их?

– Я защищался, нас самих хотели убить, – в ярости отвечал Орша, невольно выставляя свой меч навстречу острым клинкам рогатин. – А за убитых я заплачу виру[42].

– Тебя хотели убить! – гневно расхохотался воевода. – И чем же это тебя убивали, уж не молитвами ли?

Сотник и сам понимал, что ни ему, ни его друзьям никто не поверит, если рассказать про то, как умеют драться монахи своими крестами. Все видели, как он метал сулицу и махал мечом, а люди отца Федора испуганно прятались за своими крестами. Нет, никак тут не докажешь свою правду, да он и сам на месте воеводы ни за что не поверил бы в такую байку.

– А вира мне твоя не нужна, – поворачиваясь к хмурой толпе спиной продолжал воевода. – Виру я беру за мирских людей убиенных, а за божьих людей пусть с тебя Бог спросит. Так ли я говорю, люди?

– Верно говоришь, – зашумела толпа. – Пусть отец Федор решит, что с ним делать.

– Братья мои во Христе! – возвысил свой голос священник, делая шаг вперед и возлагая руку на крест, из которого все еще торчала сулица. – Все вы видели, как святой крест спас меня, простого слугу Господа. Сегодня Создатель снизошел до своего раба, чтобы отвести руку убийцы от меня или от любого другого, кто стоял бы рядом со мной. Но что будет завтра, когда этот язычник и хулитель нашей веры снова вознамерится отнять наши жизни? Разве мы не должны защитить себя и нашу веру? Вспомните, что сказал Иисус: «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир Я пришел принести, но меч». Разве не Бог вложил в ваши руки оружие, чтобы исполнилась воля его?

– Смерть ему! – закричал кто-то в толпе.