– Ничего серьезного, да? – спросил Линк.

Саншайн радостно затрусила в дом и исчезла.

– Что тебе нужно? – угрюмо спросила Мак.

На ее щеке был большой синяк, оставшийся от кулака тощего придурка. Линку стало чертовски жаль, что он выбил ему всего один зуб. Из-под рукава толстовки выглядывала повязка. Он представил ее тело, скрывающее под одеждой множество синяков и царапин.

– Я пришел на праздник.

– На какой праздник?

– На праздник жалости к себе.

Он поднял в руке сумку с продуктами.

– Я не намерена плакаться в жилетку, – возразила Мак.

Обстановка в доме была умилительно старомодной. Диван цвета увядших желтых лютиков c вышитыми подушками, который уже облюбовала Саншайн. Встроенные шкафы в гостиной забиты книгами в мягкой обложке и керамическими безделушками. Телевизор явно маловат для такого пространства, а тумбочка, на которой он стоял, разрисована узором из фиалок.

Линк побился бы об заклад, что на кухне стояла копилка, а на втором этаже, по крайней мере, на каком-нибудь предмете мебели лежали кружевные салфетки. Ничто в этой комнате не говорило о сексапильной, героической докторше, которая жила здесь.

– Каков приговор, док? – спросил Линк, пересекая гостиную и входя в крохотную кухоньку. Он бросил на стол сумку с припасами.

За его спиной послышалась тяжелая поступь.

– Линк, – вздохнула Мак, произнося его имя так, что он мысленно представил себе постельную сцену. – Что ты делаешь у меня дома?

Он усадил Мак на один из двух стульев за столик, где едва могла уместиться одна обеденная тарелка.

– Я – твой сосед. Это маленький городок, где живут хорошие люди. – Когда Мак не спрыгнула со стула, Линк понял, что она устала. – Я слышал, что ты вышла из строя.

Она угрюмо уперлась подбородком в руку.

– Отрывной перелом. Лодыжка. Я официально отстранена от полетов. Я не могу летать с сапогом.

Обиженная, разочарованная и унылая. Линку это было понятно.

Вынув из сумки пачку зеленого чая, он налил воды в электрический чайник.

– Это отстой, – коротко бросил Линк и включил чайник.

– Отстой то, что у девушки мозговая травма, – сказала Мак, переполненная отчаянием. – В этом возрасте никто не разбирается в мужчинах, однако она дорого заплатила за это. Врачи не знают, очнется ли она когда-нибудь, не говоря уже о том, вернется ли к нормальной жизни. И я знаю, что они не знают, ведь в этом чертовом городке все знают все.

Рывком поднявшись со стула, она, хромая, стала расхаживать по тесной кухне.

– И все это от того, что какой-то глупый сукин сын сделал чертовски неверный выбор, – сказала она.

Линк, так как он понимал это, так как он знал это, подцепил пальцами ворот ее толстовки и развернул к себе. Мак упиралась до тех пор, пока он не обвил ее руками. Казалось, она позволила себе расслабиться всего на одну секунду.

– Прости, что за решения этого недоумка приходится расплачиваться ей и тебе, – сказал он. – И я правда чертовски зол из-за того, что не прибил его.

– Ты выбил ему зуб, – напомнила она.

– Этого мало за то, что он протянул руки к моему любимому травматологу.

Она вздохнула, прижавшись к нему. Ее лицо оказалось как раз между его шеей и грудью.

– Ты правда мастер обниматься.

– Это один из моих талантов. Видела бы ты меня…

– Если ты скажешь что-нибудь насчет весьма впечатляющего члена и испортишь этот момент, я добавлю тебя в список тех, кто выводит меня из себя.

Чайник предупреждающе пикнул.

– Я хотел сказать, что ты должна увидеть, как я наливаю чашку чая. – Снова сжав ее в своих объятиях, Линк позволил себе вольность и чмокнул ее в темные волосы.

– Это не значит, что мы будем заниматься сексом.

– Давай отнесемся к этому конкретному вопросу по принципу «поживем – увидим».

Мак сверкнула зелеными глазами.

– Ты не находишь, что мой ортопедический аппарат невероятно возбуждает?

– Дрими, в тебе все невероятно возбуждает. Даже твоя неуместная сила воли. – Он повернулся спиной к столу. Главным образом для того, чтобы сделать ей чай, но отчасти потому, что, когда он видел Мак вот такой, беззащитной и грустной, у него возникало желание спикировать на нее, как супергерой, и сделать так, чтобы она забыла обо всех треклятых невзгодах.

Он уже переступил черту.

– И последний пункт в программе праздника жалости к себе, – сказала Мак. – Я терпеть не могу жалеть себя, если знаю, что пройдет совсем немного времени и я вернусь к нормальной жизни. Та девушка не вернется, и я должна быть благодарна судьбе.

Черт. Есть ли в этой женщине что-то, что ему не нравится?

– Согласен, – сказал он, ставя перед ней кружку.

Мак фыркнула.

– Что, черт возьми, это значит?

– Я имею в виду, что мне нечего добавить, но я слушаю тебя.

Покручивая чашку, она молча внимательно смотрела на него.

Саншайн, почувствовав, что ей, возможно, перепадет капелька человеческого внимания, засеменила в комнату.

Остановившись, она выжидающе села напротив Мак.

– Привет, – сказала Мак собаке.

Приняв это за приглашение, Саншайн положила передние лапы на колени Мак.

– Что она хочет? – спросила та.

– У-го-ще-ни-е.

Саншайн задрожала, как в горячке.

– Она умеет говорить по слогам?

– Видимо, – рассудил он.

– У нее бывают припадки?

– Нет. Просто она любит угощения. Ты можешь угостить ее чем-нибудь и заслужить ее вечную любовь и привязанность. Один кусочек. Остальное можно оставить на потом.

– Зачем мне потом угощать твою собаку? – подозрительно спросила Мак.

Она подобрала под себя ноги, хватаясь за возможность отвлечься и перестать на время жалеть себя. Именно так, как предусматривал его дьявольский план.

– Потому что я оставлю ее присмотреть за тобой, – весело сообщил Линк. В знак одобрения Саншайн возбужденно тявкнула.

– Это в отместку за твоих племянников, не так ли?

Он с выражением невинности на лице поднял вверх ладони.

– Ты уже оказала мне огромную услугу. Сегодня мне нужно сделать восковую эпиляцию, а Саншайн мешается под ногами, пытаясь искусать все тряпье.

– Ты все выдумываешь.

На самом деле так оно и было.

– Я поистине огорчен, что ты так думаешь. Я опустошен, Дрими.