врачевание стоило так дорого, Она не могла без ужаса и помыслить о способе исцеления. И пронзаемое этою борьбою сердце находило лишь одну опору в непоколебимой вере в Бога и в надежде на Него. Таким образом, Пречистая Матерь мысленно могла следовать за Сыном Своим по страшному пути страданий Его, разделяя внутренния волнения и скорбныя чувства, объявшия душу Его. Конечно, ужасныя события первой ночи по взятии Господа врагами, когда Он был привлечен из Гефсиманскаго сада на допрос первосвященников и старейшин{47}, были глубоко и сильно прочувствованы Богоматерию в молитвенном уединении. Увидеть Божественнаго Страдальца довелось Ей не прежде, как во время представления Его Пилатом народу; окровавленный, обезображенный, покрытый ранами и облеченный в одежду поругания, с терновым венцом на голове и тростию в руке, Он был выведен к народу с словами: "се человек"!{48}. Как должна была увеличиться скорбь нежнаго сердца Матери от слышанных Ею лжесвидетельств, терзавших славу Сына Ея, от яраго вопля толпы, отдавшей предпочтение разбойнику пред чистым и невинным Агнцем и желавшей убийце даровать жизнь, а Начальника жизни убить! Удрученная горем, Она стояла близ дома Пилата и с трепетом сердечным выжидала окончания этого страшнаго судилища[20]. Находясь здесь, Она могла услышать голос провозвестника, объявлявшаго произнесенный Пилатом приговор, и видеть поднятие тяжелаго креста, который Спаситель должен был нести на Себе до места казни. Крестный путь начался. Пройдя около ста шагов, на повороте улицы, поднимавшийся в гору, Спаситель изнемог и упал под тяжестию креста{49}. Предание дополняет, что Пресвятая Дева, при начале крестнаго шествия Христа, обратилась к Пилату с молением о пощаде Сына; но, получив отказ, поспешила догнать печальное шествие ближайшею дорогою, и, следуя чрез узкий переулок, сзади дворца Пилатова, встретилась на этом месте с Божественным Крестоносцем и с замиранием сердца увидела Его истощение[21]. Недалеко от этого места дорога поворачивает вправо, еще на большую крутизну. Здесь снова Спаситель изнемог; но встреченный Симоном Киринейским, удостоил его разделить тяжкую ношу, возложенную на Него человечеством. Здесь же Он обратился к плачущим женам Иерусалимским и предварил их о горькой участи, ожидающей их. Далее, шагов через сто, где дорога идет возвышаясь, вышла из своего дома св. Вероника и освежила страдальческий лик Спасителя, отерши с Него полотенцем кровь и пот{50}. От этого места шествие направилось по крутому подъему к "Судным воротам", на которых вывешивались приговоры осужденных и которыми оканчивался, с этой стороны Иерусалим{51}. Далее начиналась "юдоль мертвых" или "Лобное место", "Голгофа". Прибыв на Голгофу и увидев все приготовления к жестокой и вместе позорной смерти Сына Своего, услышав удары молота, пригвождавшаго к кресту руки и ноги Его, узрев Его возносимым на кресте и живо представив чрезмерныя страдания Его, Матерь Божия, без сомнения, пала бы под бременем удручающаго горя, если бы благодать Божия не подкрепила Ея. Она приблизилась к распятому Сыну и с неизреченною болью души созерцала Его страдания{52}. В то время, как ученицы вси, оставльше Его, бежали, Матерь Господа мы не видим ни в страхе, ни в бегстве, а видим Ее стоящею при кресте Иисусове: Она является выше всеобщаго страха, выше своей личной опасности, выше Апостольскаго мужества. Так, не видно было Богоматери во время славы Христовой, ни на Фаворе, ни при кликах "осанна"; а теперь, когда вокруг Него не обрелось, кроме Иоанна, ни одного из множества учеников и Апостолов, когда и чужие, пришедшие на позор Голгофский, не могли хладнокровно выносить печальнаго зрелища и возвращались домой, "биюще перси своя", Она, пред очами всех, безбоязненно стояла у подножия креста… Чем же можно изъяснить это высокое мужество и крепость духа? Не иным чем, как Ея глубокою преданностию судьбам Божиим, Ея верою в Божественную силу Своего Сына, известную Ей более всех, из явных и тайных чудес всей земной жизни Его, Ея познанием Христовых тайн, которыя всех ранее Она постигла и всех совершеннее соблюдала в сердце Своем. Вера, упование паче упования, любовь, не естественная только, но верою возвышенная в духовную и Божественную, питали в Ней внутренний животворный свет, котораго не объят ни тьма, и смерть, и ужасы Голгофские". Не мало значило и то, что Богоматерь видела вольное страдание Сына Своего; Он прежде не таясь говорил о нем и не однократно: это могло несколько утолить горечь Ея страданий. Св. Церковь не раз влагает в уста Богоматери такое сознание: "Волею, Сыне мой и Творче, терпиши на древе лютую смерть. Создание бо Твое хотя спасти, смерть подъял еси"[22].

Евангелист не говорит, чтобы Матерь Господа рыдала, подобно женам Иерусалимским. Ея рыдания возмутили бы последния минуты Лица, нежно любимаго. Да и сама горесть Ея была выше слез: кто может плакать, тот еще не проникнут силою всей скорби, какую иногда испытывает сердце человеческое. Но оружие, предсказанное Симеоном в минуты Ея радости, проникло теперь в душу Ея. Спаситель видел со креста, какая скорбь пронзала сердце Его Матери, и взгляд на Нее был для Него новым мучением. Переходя постоянно из одного места в другое для проповеди, Он не мог исполнять домашних обязанностей сына: однакоже не переставал быть надеждою и утешением Своей Матери даже в земном отношении. Теперь Пресвятая Мария оставалась одна в этом мире, оставалась Матерью уже не Иисуса, всеми любимаго, уважаемаго, Котораго страшился сам синедрион, Который составлял предмет надежд всего Израиля, — а Иисуса, всеми оставленнаго, поруганнаго, распятаго вместе с злодеями. Надлежало преподать какое-либо утешение, — преподать однако же так, чтобы оно, служа отрадою на всю жизнь, не подвергало теперь утешаемой насмешкам и оскорблениям врагов, из которых многие, находясь еще у креста, конечно, позволили бы себе в дерзости, если бы узнали, что между ними находится Матерь Иисуса. И Господь не употребил сего наименования; но, обратив к Ней взор, исполненный любви и нежной попечительности, сказал, указывая на любимаго ученика Своего Иоанна: жено, се сын Твой! Этими словами Он как-бы говорил: "Я умираю, но вместо Себя оставляю Тебе возлюбленнаго ученика Своего, и вручаю Тебя его попечению, а его — любви Твоей."

Се Мати твоя — продолжал Он, обращаясь к Иоанну и перенося взгляд Свой на Пречистую Матерь, — взгляд, который был уже последним прощальным приветом к Ней Предвечнаго Сына. "Вот Матерь твоя, возлюбленный Мой ученик! — как-бы так говорил Он. — Воздавай Ей сыновнее, благоговейное, как Матери Моей, уважение; благоугождай Ей своими услугами и попечительностью о Ея житейских нуждах; исполняй свято во всем Ея