Однако эта чертова рулетка, в которую я попала помимо воли, снова выкинула неприятность. Мне не дали распаковать вещи, а сразу отправили «пахать». И фронт работ оказался немаленьким.

Я отвыкла порхать пчелкой, и к вечеру, справившись со всем, просто рухнула на кровать. Ладушка же осмотрела всю территорию двора и доложила, что сбежать мы можем. Колючей проволоки поверху забора нет, и собак, рыскающих по периметру, тоже. Просто камеры. И эти два амбала в сторожке возле ворот.

– Кароч, мамуль. Я думаю, пора звонить Антону, – категорично заявила малышка. – Больше, я так понимаю, никому до нас нет дела.

Я грустно улыбнулась.

– Не уверена, что и ему есть дело до нас. Солнышко. Проблемные люди никому не нужны, потому что у каждого есть свои дела, которые требуют решения. И чужими заниматься никому не охота. К тому же у нас нет его номера. Я сохранила его на телефоне. А тот телефон сама знаешь, где.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Малышка привычно закатила глаза, как всегда делала, когда желала показать, что мать ведет себя, как тупоголовый тушканчик.

– Во-первых! – она подняла указательный палец. – Он мне лично сказал звонить сразу же, как возникнут какие-нибудь проблемы. Понимаешь?

Она выставила еще один палец, образовав «V», викторию.

– Когда ты велела мне собирать вещи, я пошла на рецепшен и просто попросила номер телефона господина Морозова. И мне пошли навстречу.

Она картинно склонила головку и руками сымитировала жест конферансье, которым он поощряет аплодисменты.

– Ты невероятно предусмотрительный ребенок, – восхитилась я.

– Не будешь тут предусмотрительным, когда папа из –под носа уплывает, – фыркнула моя не по годам сообразительная дочурка.

– Какой папа? – от волнения у меня язык чуть не прилип к гортани. Вот и сбылось то, чего боялась. Приняв подарок от Антона, проведя время в его компании, Ладушка привязалась к нему. И как ей объяснить, что далеко не каждый мужчина готов стать папой чужому ребенку?! И если раньше она не делала таких заявлений, очевидно, еще раздумывая, то сейчас вот пожалуйста. Получите. Надеюсь, если мы когда-нибудь встретимся, она не скажет – будь моим папой…

– Мам, ну чего ты в самом деле, как маленькая?! Не бывает же такого, чтоб мужчина проснулся и думает: «Хочу стать папой!». Он должен прийти к этому, почувствовать ответственность. Антон почти созрел, а тут такая незадача. Вот, думаю, как спасет нас, так сразу поймет, что без нас никак.

Да чтоб меня! Антон, действительно, был нашей надеждой. Хоть и слабой, но все же. Он умный и со связями. Если захочет, то в его силах что-нибудь придумать. Но в рамках благотворительности и из чувства долга – «ответственности за тех, кого приручил». Да и сам предложил помощь. Но от помощи бедняжкам до желания стать папой так же далеко, как отсюда до Китайской стены. Я попыталась как-то донести эту мысль до Ладушки.

– Солнышко. У него могут быть свои неотложные дела. Он же не бездельник. Да и вообще, бывает так, что человек обещает и уверен, что сможет выполнить свое обещание. А потом жизненная ситуация меняется. И даже если он нас выручит, это еще ни о чем не говорит. И мне неудобно.

Но ребенок обладает большей уверенностью в счастливом разрешении ситуации, поэтому и слышать мое пессимистичное квохтание, не желает. Она снова картинно закатывает глаза и страдальческим тоном произносит.

– Неудобно правый ботинок на левую ногу надевать! Ты как книжек не читала. В каждой сказке, как только принц спасает принцессу, все. Она бросается ему на шею, и они женятся.

– Так это ж и есть сказка! В жизни все по-другому.

– Сказка ложь, да в ней намек! – парировала Ладушка и тут же «добила». – Я поняла. Ты просто боишься!

Она изумленно уставилась на меня своими глазенками. И мне ничего не оставалось, кроме как согласиться.

– Все приходится делать самой! – она возмущенно дернула плечиком, достала из своей сумочки, куда мы его предусмотрительно засунули, телефон и открыла энциклопедию, подаренную Антоном. Она записала туда номер, опасаясь, что бумажка может затеряться.

– Антон, привет, – Ладушка заговорила, как с приятелем, а мне чуть не поплохело от такого панибратства. Но Антона это нисколько не смутило.

– Привет, малыш! Вы куда пропали?! Я обыскался. И что значит: «Отрабатывать долг?» Я уже знакомых ребят из полиции озадачил!

Деловая малявка важно отдала мне трубку.

– На, объясняй, как мы до такой жизни докатились.

Я шумно сглотнула и прокашлялась.

– Антон, извини, что мы тебя беспокоим. Но честное слово, не у кого даже совета спросить.

– Мила, не говори ерунды. Я же сказал – звонить в любом случае и без случая. Я тут себе места не нахожу, а ты извиняешься! Рассказывай, где вы и что случилось.

– Липецкий потребовал, чтобы я вернула деньги за проживание. Хотя изначально это рассматривалось, как служебное жилье. Я платила только за еду. А поскольку такая сумма мне и не снилась, предложил отработать горничной в его доме. И Ладушка еще чтоб составила сыночку компанию, а то ему скучно с преподавателями одному. Я написала заявление на увольнение, и мы сбежали. А сегодня нагрянули его амбалы и сунули мне под нос бумагу, на которой написано, что я взяла в долг у господина Липецкого ту сумму, которую он мне и озвучил. В противном случае, он подаст заявление в суд. А мне нельзя светиться в таких органах, иначе опеку привлекут. А у меня ни жилья, ни теперь работы.

Под конец своей сбивчивой речи я не выдержала и тихонько шмыгнула носом. Антон заметил.

– Мила, перестань сейчас же. Понятно, что он взял тебя на понт. Потом расскажешь все подробно. А пока самое главное. Откуда взялась эта долговая расписка? Он тебе что, угрожал? Заставил?

– Нет. Я вообще не понимаю. Текст напечатан, и там моя подпись. Совершенно точная копия. Я думаю, кого-то нашел, чтоб подделать. Но это невероятно. Я видела свой почерк. Как на заявлении. Антон, я не сумасшедшая! И никогда бы это не подписала!

– Успокойся, пожалуйста. Я со всем разберусь.

Я облегченно вздохнул. Нашлись. Живы и здоровы. До сих пор в дрожь бросает, как вспоминаю визит в дом Зинаиды Петровны. Подходишь, думаешь, что сейчас радостной мартышкой повиснет на шее малышка, смущенно улыбнется Мила, и почувствуешь себя, как дома, со своими родными. А на деле, как в триллере. Пустой дом и клочок бумаги на столе. Для полного ужаса не хватало двери, сорванной с петель и распахнутых настежь окнах с сиротливо трепещущими на ветру занавесками.