– Да иду я уже, иду, – отозвался Али.

Сундуки были на месте. Али открыл их все поочередно – дорогая одежда, золото, оружие. Он выбрал два кинжала с драгоценными рукоятками, один положил в хурджин, другой прицепил к поясу. Затем набил хурджин золотыми монетами, привязал к нему веревку и подергал за нее, подавая знак. Егор вытянул хурджин наверх.

– Вот это другое дело, – обрадовано крикнул он, – лови веревку. Этого нам надолго хватит. Обвязывайся, я тебя вытащу.

– До Индии путь неблизкий, – возразил Али, – возьмем еще немного. Бросай хурджин.

– Не надо, вылезай, темнеет уже.

– Не перечь старшему. Вряд ли мы сюда еще когда-нибудь вернемся. Впрочем, хурджин бросать не надо, здесь этого добра хоть отбавляй.

Али стал рыться в ворохе вещей, разыскивая подходящий мешок. Найдя один небольшой, вывалил содержимое, а это были куски тростникового сахара, и пошел в сокровищницу.

Наверху Егор зачерпывал полную ладонь золотых монет и высыпал их обратно. В этот миг он вспомнил о своей сестре и усмехнулся:

– Отвезем ей приданое, чтобы ее раджа не забывал, с кем имеет дело.

Он приложился к кувшину с вином, затем встал, выпрямился во весь свой богатырский рост, оглядываясь вокруг. На землю стремительно опускались сумерки. Он отпил еще вина и вдруг почувствовал какое-то движение. Горизонт едва заметно, но смещался.

«Что это, – удивился Егор, – у меня кружится голова. С нескольких глотков, может быть в этом вине дурман». Он наклонился, чтобы поставить кувшин и с ужасом обнаружил, что едет скала, на которой он стоит. Расщелина, куда свисала веревка, была уже наполовину меньше, и щель продолжала уменьшаться.

Видно, таинственный механизм в силу каких-то причин пришел в движение. Егор бросился к клиньям, налег на деревянные жерди, пытаясь удержать скалу. Но чудовищная сила продолжала выдавливать клинья, и вскоре скала схлопнулась, заживо погребя Али. О том, что здесь была трещина, указывала только зажатая в ней, сплюснутая до толщины бумаги, веревка. Егор оцепенел – это относилось к разуму. Руки же его продолжали терзать скалистую породу. Он бил куском гранита по железному шкворню, пытаясь вогнать его в то место, где была трещина. Но все было тщетно. Разбив в кровь руки, он бросил это бесполезное занятие и стал, тяжело дыша соображать, как обстоит дело.

– Сразу он не помрет, у него есть воздух, вода, – вспоминал Егор, – еда, и даже вино. Черт, умеют же люди устраиваться. Как же ее раздолбать-то. Во всяком случае, здесь понадобиться инструмент посерьезней. Егор лег на то место, где была трещина, и закричал:

– Али, ты меня слышишь?

Али его не слышал, он стоял, задумчиво дергая веревку, свисающую с потолка пещеры, говоря себе: «Что бы это значило»?

– Самое время повесится, и, как удобно, – наконец сказал он вслух, продолжая дергать за веревку, и закричал: – Эй, друг, что за шутки? Однако ответом ему была гробовая тишина. Чем-то знакомым ему повеяло ему от этой ситуации. Ну, конечно же, Али-баба. Вот так вот шутки шутить. Как там звали старшего брата? Касим, сим, сим-сим, точно сим-сим открой дверь. Эй, просо, ячмень, горох. «Ладно, – подумал он, – не будем горячиться, сделаем передышку. Выпьем вина, чтобы прояснить сознание».

– Я затоплю очаг, приготовлю чего-нибудь, – сказал Мани, обращаясь к своей нежданной гостье, – вы, наверное, голодны?

– Не беспокойся, – ответила незнакомка, – я поела в храме. Где я могу положить ребенка?

– У меня в доме две комнаты, одна в вашем распоряжении. В другой комнате я буду с детьми. Красивый у вас малыш, дай бог ему здоровья. Мальчик?

Как его зовут?

– Мальчик. У него еще нет имени.

– Как же, госпожа, у ребенка должно быть имя. Так нельзя.

– Можно, мне сказали, здесь высокая детская смертность. И я решила, что пока у него нет имени, смерть его не найдет.

– Вы, госпожа, благородного происхождения, наверное, знаете, что делаете. Очень красивый мальчик.

– А твои дети спят?

– Да. Не беспокойтесь. Соседка уложила.

Мани вдруг помрачнел. Соседка, уходя, бросила на него такой взгляд, что можно было не сомневаться – жена будет извещена в ближайшее время.

– Ты что опечалился, добрый человек? Ты не думай, я завтра уйду.

– Ну что вы, госпожа, живите, сколько вздумаете. Пока жены нет, комната свободна. А меня зовут Мани.

– Очень хорошо. А меня зовут Зина.

– Зина, какое красивое имя. Может быть, Зинат.

– Точно, Зинат.

– А я вас видел в прошлом году на празднике. Вы сидели в ложе раджи, вместе со знатными гостями. Кто вы ему?

– Дальняя родственница.

Мани побледнел, несмотря на смуглость кожи.

– О Боже, – воскликнул он, – что я наделал, привел в дом родственницу раджа. Он мне не простит того, что я посмел вас привести в эту лачугу. Но почему вы здесь, то есть в храме, одна? То есть с ребенком. Надо было дождаться раджи.

– Я хочу немного отдохнуть, если ты не возражаешь, – устало сказала Зинат.

– Да, конечно, госпожа, комната в вашем распоряжении. Да что там, весь дом принадлежит вам. Не буду вам мешать. Эх, пропала моя голова.

Продолжая причитать, Мани вышел из комнаты.

– Мани, – позвала Зинат, – на всякий случай – если вдруг у тебя появятся ненужные мысли, и ты решишь войти сюда, у меня есть кинжал.

И она показала клинок.

– Ну что вы, госпожа, – в ужасе воскликнул Мани, – как вы могли подумать? Да я теперь вовсе во дворе спать стану. А, если что понадобится, зовите меня без стеснения. Я ваш слуга.

Оставшись одна, Зинат легла рядом со своим ребенком и вскоре заснула. А Мани долго еще не мог успокоиться, сетовал на свою отзывчивость, он уже был не рад своему порыву. Привести в дом женщину благородного звания. Как бы не навлечь на свою голову беду. Она не отрицает свое родство с раджой, но что-то подсказывает ему, что здесь не все так просто. Он забылся тревожным сном лишь под утро. Поэтому и проснулся поздно, от шума во дворе, устроенного детьми. Мани вспомнил события вчерашней ночи и с тяжелым сердцем вышел из комнаты. За дверью, где спала гостья, было тихо. Мани вышел во двор и прикрикнул на детей. Два мальчика пяти и шести лет и девочка восьми лет.

– Тихо вы, устроили галдеж. У нас гости, ведите себя прилично.

– Да, мы знаем, – сказала дочь, – мы уже ее видели. Ты что, новую маму нам привел? Да еще с братиком.

Дети прыснули.

– Что ты болтаешь, – рассердился Мани, – кто тебе сказал?

– Сама догадалась. Мамы же нет давно. А без хозяйки в доме трудно.

– Хватит болтать. Покормить бы вас надо, небось, голодные.