— Нет, знаю, — стояла на своем Бриджит. — Жар прошел, бред кончился. Про Лайзу я знаю намного больше, чем ты думаешь. Больше, чем кто-нибудь другой. У меня была возможность убедиться, что за ангельской внешностью вашей сестры таилась тщательно скрываемая жестокость. Мне были знакомы ее практичность, холодный цинизм и даже то, до чего она могла дойти, добиваясь своей цели.

На виске Эрика запульсировала жилка.

— Откуда? — только и выдавил он.

— По причинам, известным только ей, Лайза увидела во мне угрозу своему будущему. Поэтому она решила забыть о хороших манерах и поставить меня на место. — Бриджит грустно улыбнулась. — Должна признаться, это ей неплохо удалось.

— Вы знали друг друга?

— Только издали. А говорили лишь однажды, — когда она нашла меня, чтобы заставить держаться подальше. Никогда не забуду тот день!

— Держаться подальше? От кого?

— От тебя. — Увидев ошеломленное лицо Эрика, Бриджит задумчиво покачала головой. — Ох, Эрик, я любила тебя с самого детства. Сначала это было лишь увлечение. Я выбегала наружу и смотрела, как ты верхом едешь по деревне, любовалась тобой и Лайзой, когда вы приезжали в церковь… Ты был рыцарем из волшебной сказки, охранявшим Лайзу так, словно она была сокровищем. Я бы отдала все на свете за возможность поменяться с ней местами и стать твоей любимой сестрой. Но потом я стала старше, и мое чувство из преклонения превратилось во что-то более сильное. То, чего я толком не могла понять. Теперь я уже не хотела быть твоей сестрой. Я хотела… большего. Хотела быть одной из тех счастливиц… нет, единственной счастливицей, которой ты дарил свою сводящую с ума улыбку. Я пыталась справиться с собой: никогда не встречалась с тобой глазами и не подходила близко, когда ты шел мимо. Но Лайза была очень проницательной юной леди. Она меня раскусила. А тобой она не хотела делиться ни с кем. Ни за что на свете. Поэтому она сбросила ангельскую маску и позволила мне увидеть самые уродливые черты ее характера.

— Когда? — хрипло спросил Эрик. — Когда это случилось?

— За год до рождения Ноэль, как раз после того, как дедушка отслужил рождественскую мессу. Мне было тринадцать лет — вернее, почти четырнадцать, а Лайзе уже исполнилось пятнадцать. Я вышла с черного хода проверить, все ли дети получили рождественские подарки. Лайза пошла за мной…

Бриджит сделала паузу, ощутив такую же острую боль, как в тот день, когда Лайза вдребезги разбила ее полудетские мечты. Эрик ждал продолжения рассказа, не сводя с нее глаз.

— Твоя сестра сказала, что хочет положить конец моему возмутительному увлечению и раз, и навсегда поставить меня на место. Я до сих пор вижу ее глаза — два куска холодного сапфира, смотревшие на меня так, словно я кучка мусора. Не выбирая выражений, она дала мне понять, как жалка и смешна моя влюбленность. Напомнила, что ты сказочно богатый граф, а я не просто глупая девчонка, но сирота, бедная внучка местного викария. Потом сказала, что моим платьем впору вытирать ваше столовое серебро, а манеры годятся только на то, чтобы быть судомойкой, а не твоей возлюбленной. Предложила мне сначала немного подрасти, а потом завести шашни с кучером или кем-нибудь из сотни ваших слуг — конечно, за исключением дворецкого и буфетчика, которых бросило бы в дрожь от моего плохого воспитания… — Даже спустя столько лет при воспоминании об этой унизительной отповеди Лайзы у Бриджит брызнули слезы. — Я помню свое тогдашнее разочарование. Куда девалась сказочная принцесса, которой я так долго завидовала? Поразмыслив над словами Лайзы, я поняла, что они жестоки, но правдивы. Все мы равны в глазах Господа, но не в глазах смертных. Следовательно, какой бы хорошей и честной я ни была, мне не место в твоей жизни. Поняв это, я дослушала твою сестру, подобрала подол своего поношенного платья и ушла. Я высоко держала голову, но не из-за дерзости, а потому что не хотела плакать при Лайзе. И я не плакала, пока не добралась до своей кровати. Там я зарыдала и рыдала до тех пор, пока слезы не смыли мою мечту.

— Бриджит… — Только теперь очнувшаяся женщина поняла, что Эрик вытирает ей слезы.

— Знаешь, этот разговор ничего не изменил, — прошептала она. — Ничего. Лайза растоптала мои надежды, но не мою любовь. Я никогда не переставала любить тебя. И никогда не перестану. Особенно после той ночи в твоей спальне. — Бриджит слабо улыбнулась. — Как бы мало она ни значила для тебя, дороже у меня нет ничего на свете.

Лицо Эрика исказилось от боли. Он застонал, привлек Бриджит к себе и прижал ее щекой к своему сердцу. А потом долго молчал, дрожащей рукой гладя ее по голове.

Наконец он заговорил:

— Все, что ты сказала о Лайзе, правда. За одним исключением. В том, что она стала такой, виноват я. Я баловал ее, откликался на каждую просьбу, готов был положить к ее ногам весь мир, чтобы возместить ей смерть родителей, и посвятил всю свою жизнь ее счастью.

— А что было твоей жизнью? — задала Бриджит вопрос, мучивший ее много лет. — Друзья? Знакомые? — Она сделала паузу. — Женщины?

— Когда отец и мать погибли, мне было тринадцать лет. Честно сказать, я не слишком тосковал по ним. Может быть, потому, что едва знал. Меня воспитывали гувернантки. Едва я научился читать, меня отправили в школу. А когда наступали каникулы, родителей не было дома. Они были слишком непоседливы для жизни в Фаррингтоне и всю жизнь стремились к новым впечатлениям. Я думал, что рождение Лайзы заставит их остепениться. Но этого не случилось. Когда ей исполнилось четыре месяца, родители поплыли в Индию. Они попали в ужасный шторм, и корабль затонул. Внезапно я стал графом Фаррингтоном, владельцем пришедшего в упадок имения, приносящих убыток предприятий и воспитателем грудного ребенка. Детству пришел конец. Отвечаю на твой вопрос. У меня не было времени на развлечения. Только работа и Лайза. Знакомые? Деловых знакомых у меня были десятки. Друзья? Ни одного. Женщины? Когда я нуждался в женщине, то покупал ее.

Бриджит любила его и раньше, но теперь, когда узнала величину принесенной им жертвы, ее любовь стала еще сильнее.

— Поэтому Лайза и не привыкла делиться тобой.

— Верно. Кроме того, она не привыкла делиться моими деньгами. — Эрик тяжело вздохнул. — Рассказать тебе, почему она сбежала?

Бриджит молчала, и он не стал ждать ответа.

— Потому что я потерял состояние. Все вышло очень просто. Когда Лайзе исполнилось шестнадцать лет, я вложил деньги в одно рискованное предприятие и прогорел. Я ждал до тех пор пока у меня не осталось выбора, а потом все рассказал ей. Глупец, я рассчитывал на сестринские чувства. Я объяснил, что мы далеко не бедны, но о роскоши придется забыть — по крайней мере, на какое-то время. Однако вместо сочувствия она обвинила меня в том, что я нарочно промотал ее наследство, в жестокости и бесчувственности, а потом заперлась в спальне. На следующее утро она исчезла, не оставив ни письма, ни записки. Я не слышал о ней несколько месяцев. Пока в один прекрасный день она не появилась у моих дверей, умоляя о помощи.

— Беременная, — негромко вставила Бриджит.