Пашка тоже не узнал Марину. Девчонка изменилась, похорошела просто сказочно. Она и малявкой была прикольной, но теперь просто царевна-лебедь, выросшая из неуклюжего ребенка. Глупого, доверчивого ребенка!

Чуть не проглотил окурок — занервничал, отгоняя навязчивые воспоминания.

Ей было пять лет — как раз в тот день и отмечали. Она нарядная, с шариками в руках, рот до ушей. У них был полон дом гостей — приехали какие-то дальние родственники с Сахалина, помню, нам даже перепала по-соседски банка икры и пара здоровенных крабов. Вообще, у нас двор был тихий, даже как-то слишком тихий, уютное замкнутое пространство, где все знали всех и ничего не случалось.

Но не в тот день.

Мы с Пашкой сидели на моем подъезде и скучали. И два типа чем-то смутно привлекали мое внимание. Они тоже пристроились на лавке у подъезда соседнего, соединенного аркой с нашим, дома и лениво перебрасывались фразами, а мой взгляд то и дело съезжал с окружающего скучного пейзажа на них. Что-то казалось в них знакомым, я ломал голову, перебрал море вариантов, но вспомнить, где их видел, не мог. Сам тогда не знал почему, но следил за ними краем глаза и даже сел так, чтобы было видно их постоянно. От их присутствия как-то было неуютно, какое-то странное предчувствие неприятности, опасности засело в животе и изводило.

Мужики — для одиннадцатилетнего эти два залетных казались очень взрослыми — цедили не по первой бутылке пива, но вели себя тихо. Как-то даже слишком тихо, не нарушая общий фон августовского дня. Был выходной, детская площадка стояла пустая — у нас вообще мало было малышни, больше стариков, которые на все лето выезжали жить на дачи. Маринка маялась от скуки, рвала цветы с клумбы и то и дело звала маму, чтобы показать ей новый букетик. Теть Лена всегда отзывалась, а когда Маринка притихала, заигравшись в тени, сама звала дочь. Та звонко откликалась, и все были спокойны.

Я невольно косил глаза на девчонку, чувствуя какую-то чисто соседскую ответственность за нее. И в какой-то момент увидел, что эти двое вдруг подхватились и пошли вдоль нашего дома. Обернулся и увидел, как мелькнул за угол голубой хвост Маринкиного платья. Туда же повернули и эти двое.

Если бы они с самого начала смутно кого-то мне не напоминали, я бы даже не дернулся — девчонке там некуда было деться: глухие ворота закрывали выезд на улицу, а в самом тупике стояли мусорные баки. Маринке там могли угрожать только крысы.

Но ноги сами понесли меня туда, потому что стало как-то слишком не по себе. Бросив Пашке, чтобы подождал меня на лавке, я пошел вдоль дома, не сводя глаз со злополучного угла — все ждал, что девчонка или эти двое выйдут. Но нет.

Когда завернул за угол, увидел, что Маринка стоит, зажмурившись, у стены дома с широко раскрытым ртом, а один из мужиков пихает ей в него член со словами «…это большой леденец, соси его аккуратно, малышка». Я сам не понял, как налетел на него, сбивая с ног, и он врезался головой в бак и громко выматерился, угрожая мне. Маринка испугалась и тут же убежала…

А я не смог. Против двух крепких мужиков не выстоял. Как бы я ни кусался и ни бился. Губы мои были разбиты и опухли, под глазом наливался синяк, ребра были сломаны, а я, вымотанный дракой с неравными силами, обессиленный болтался, загнутый в сильных руках одного из ублюдков, со слезами кусая губы, все еще сопротивляясь, и мечтал только об одном: если бы я был лет на десять старше, я бы их раскидал! Как я хотел в тот миг быть таким же взрослым и надавать им от души! Мысленно я пинал их, размазывал по стене дома, зарывал в баки с гнильем, а на деле…

Когда штаны треснули, и в задницу толкнулся «леденец», мой мозг словно раскололся.

Тогда Егор и появился.

Я не понял, что произошло, но когда пришел в себя, сидя на паре кирпичей, меня трясло, рот был полон не моей крови, плечо вывихнуто, а двое ублюдков лежали с разбитыми головами.

Одного я убил — его черепушка была просто расколота. Но я совершенно не понимал как.

Я ни черта не помнил.

Пашка прибежал первый, а спустя максимум пять минут и все, кто был на празднике маленькой соседки.

Она, как рассказал потом мой друг, заглянула за угол, думая, что я съем ее «леденец», и увидела, как меня избивают. Прибежала и пальцем показывала в ту сторону, где «дяди ногами бьют Виталю, я пойду маме скажу!».

— Гром! — опять вклинился в мысли Пашка. — Ну это не шутки! Ты бы к доку сходил.

— Отвали!

— Ну хоть позвони! Он должен знать…

— Бро, она собирается в «Филин»! — перевел я разговор на Маринку.

— Я присмотрю за ней, просто пообещай, что скажешь доку. Сегодня! Ты все равно собирался к нему!

Бесполезно было переключать друга на другую тему. Это только я по щелчку мысли менялся местами с двойником, а Павку хрен сдвинешь. Насмотрелся он, как я реагирую на соседскую девчонку после того дня — моя в один момент свихнувшаяся детская психика назначила виноватую. Потому отец меня в кадетский корпус и упек. Впрочем, я не пожалел об этом ни на минуту, а док — Вадим Юрьевич — объяснил, что со мной произошло.

* * *

— …а другого выхода я не вижу, Виталий, — развел руками док.

— Ладно, только недолго, мне еще в пару мест надо успеть, — проворчал, покладисто фокусируя взгляд на маятнике в руках психоправа…

…«В себя» вернулся спустя час. О чем уж там беседовали врач и Егор, не знал и знать не хотел — не сейчас. Юрьич запись гипноза не показал, вместо этого сказал явиться к нему при ближайшей возможности снова и дело это в долгий ящик не откладывать. Я пообещал и в отместку ошарашил серьезного, степенного и пожилого человека своей просьбой.

Он ходил по кабинету, нервно перебирая за спиной пальцы и поглядывал на меня так, что стало страшно, не запихнет ли меня в палату вотпрямщас.

— Ну вы просите просто… фантастику какую-то! — всплеснул руками.  — Я даже не уверен, что смогу вам помочь!.. Нет, это просто безумие какое-то…

Точно запихнет.

— Ладно, док, я помчал… опаздываю… — Я попятился к двери, чуя, что на волоске от интенсивного лечения.

— Вы точно сумасшедший! — Вообще не те слова, что жаждешь услышать в кабинете психиатра! — Виталий!.. — громогласно ударилось в спину, когда я уже летел по холлу к стеклянным дверям, пока он не заблокировал их, а добрый медбрат не принес смирительную рубашку.

Ну а кому я еще мог с такой просьбой обратиться? Теперь главное, чтобы Крош не подвел.

К нему я явился злой: по дороге набрал номер пигалицы — сбросила. Зато позвонила помурчать Алинка. Лучше бы наоборот…

На этот раз хакер был один, в комнате царил бардак, а в кухне что-то недовольно бурчал, а иногда выкрикивал дед.

— Что за кипиш? — пройдя в комнату парня, кивнул на источник звуков.

— Кто празднику рад, тот за неделю пьян. С телевизором разговаривает да парадную форму чистит.