Вершина горы была мне знакома. Я была здесь раньше… маленькая, плоская площадка, голый камень, окруженный лишь небом. Далеко внизу землю прорезали глубокие каньоны. Сейчас сухие, но я чувствовала, как быстро они могут наполниться влагой, превратившись в бурные потоки. Вода являлась самой коварной из стихий.

Я сидела, скрестив ноги, омываемая теплыми солнечными лучами, в чем-то белом, таком тонком, что и тканью-то назвать трудно, а уж одеждой тем паче… в чем-то церемониальном, но никак не функциональном.

Единственным звуком в моем сне был приглушенный, шепчущий шелест ветра. Дыхание мира.

Я почувствовала, как теплая рука касается моих волос и пальцы погружаются в их теплую массу. Их прикосновение распрямляло кудряшки и придавало прядям шелковистую гладкость.

— Не оборачивайся, — прозвучал в моем ухе шепот Дэвида. Я вздрогнула и ощутила спиной его тело, крепкие мускулы и мягкую плоть. Более реальное, подлинное, желанное, чем что-либо в моей жизни.

— Ты должна быть осмотрительной, Джо. Теперь я не могу тебя защитить…

— Просто будь со мной, — промолвила я. — Ведь это ты можешь, правда? Просто будь.

Его руки спустились мне на плечи, скомкали тонкую газовую ткань, приподняли над моей кожей и отпустили.

— Если я это сделаю, ты умрешь.

— Я что-нибудь придумаю.

Его губы коснулись сбоку моей шеи обжигающим поцелуем.

— Я знаю, что ты попытаешься. Но ты должна обещать, что, когда настанет время, сделаешь правильный выбор. Отпустишь.

Мне явилось кошмарное видение того, как руки Дэвида разжимаются, Хранитель выскальзывает и падает навстречу своей смерти.

Только на сей раз, отчаянно вопя и размахивая руками, падала я. Уже переваливалась через край площадки на вершине горы, под которой бушевали стремительные потоки.

Дэвид обхватил меня за талию и удержал.

— Не допусти, чтобы я повредил тебе, — прошептал он, и голос его дрожал от напряжения. — Останови меня. Пожалуйста, Джо, ты должна меня остановить. Я не могу сделать это сам.

Я взглянула вниз, на обнимавшие меня руки. Черные, искривленные руки ифрита, угловатые и когтистые. Алчущие.

— Пожалуйста! — прошептал он, касаясь губами моей кожи, и голос его был полон отчаяния. — Пожалуйста, Джо, отпусти меня.

— Не могу, — омертвело ответила я.

— Отпусти меня или дай мне то, что мне требуется! Я не могу — не могу…

Он взвился, с воем превратившись в черный маслянистый туман, развеялся и исчез.

Я упала ничком: белая газовая накидка вилась надо мной на безжалостном, завывающем ветру, и зарыдала в голос, и рыдала, пока не проснулась.

Моя сестра была дома. Я слышала, как она расхаживала по гостиной, радостно напевая какую-то веселую мелодию. Возможно, что-то из классики: Сара всегда была образованнее меня. Еще в детстве она усердствовала на уроках игры на фортепиано, с которых я упорно сбегала на бейсбол. Голоса Имона слышно не было. Сообразив, что так и сжимаю в обеих руках бутылку Дэвида, я убрала ее в выдвижной ящик тумбочки.

— Ты обещала, — прозвучал тихий голос в моем сознании.

Да. Но я еще не была готова.

Задвинув ящик, я проскользнула в ванную и, взглянув на себя в зеркало при ярком, ровном голливудском свете, содрогнулась. Вид был дерьмовый, глаза опухли, волосы спутались. Схватив расческу, я принялась распутывать узлы, пока не привела их в относительный порядок, а вот с глазами ничего особенного делать не стала, не считая, конечно, нескольких капель визина. Натянув короткий топик и обтягивающие, низко сидящие джинсы, я босиком вышла навстречу остальному своему маленькому мирку. Который, на удивление, оказался в превосходном порядке.

Сара на кухне занималась готовкой. На кухонном столе были разложены свежие сочные овощи, которые она чистила с помощью огромного сверкающего ножа. Позади нее булькало на сковородке масло. Подняв взгляд и увидев меня, она застыла, потом изобразила улыбку и продолжила свое занятие.

— Привет, — сказала я, усевшись на кухонный стол.

— Самой тебе привет.

Периферийным зрением я уловила какое-то движение, а потом передо мной появился бокал вина. Белого вина, высеребрившего бокал холодом.

— Это поможет?

— В каком смысле?

Я пригубила вино. Хорошее: легкое, с насыщенным фруктовым букетом и сильным послевкусием.

— В смысле твоих проблем.

Я вздохнула.

— Мои проблемы тянут не на чудесное «Пино Гриджо», а на дрянное виски из бумажного пакета.

— О!

Она снова вернулась к овощам.

— Слушай, ты на весь день выпала из мира. Имон сегодня придет на обед: надеюсь, ты не против? Было бы здорово пригласить и твоего друга, Дэвида. Музыканта.

— Он на гастролях.

— Какая жалость.

Она пожала плечами и продолжила заниматься едой.

— Ладно, тут еще дел полно. Я готовлю цыпленка «примавера». Надеюсь, тебе нравится.

Не имея на сей счет мнения, я предпочла отмолчаться и, потягивая вино, уставилась на двери патио. Океан набегал на берег со стороны горизонта, и снаружи царили дивные сумерки. Мы не были обращены к закату, однако воздух был пронизан легким оранжевым свечением, колеблющимся в такт движению волн. Небо приобрело насыщенный, глубокий темно-синий цвет, тяготеющий к черноте.

Хоть мне и удалось некоторое время поспать, ощущение было такое, будто я не отдыхала уже несколько дней. Все казалось острым, ломким и вообще неправильным.

Сара тем временем ссыпала старательно нарезанные овощи с разделочной доски в кастрюлю, и, отвлекшись от них, проверила стоявшую в духовке латку, от которой, стоило ей приподнять крышку, распространился сногсшибательный аромат курицы, обильно приправленной травами. Кстати, курица курицей, но и латки этой я среди своей кухонной утвари не припоминала, она выглядела совсем новой. Как, впрочем, и набор сверкающих ножей, который подошел бы шеф-повару. Я попыталась вспомнить, забрала ли у нее свою кредитную карту, но так и не вспомнила. Впрочем, если это меня и беспокоило, то явно не в первую очередь, словно что-то имеющее отношение к другому миру.

Свои манипуляции Сара сопровождала болтовней о соседях, с которыми, как я поняла, разговорилась нынче утром. Суть ее рассказа до меня не больно-то доходила, но это не имело значения: Сара возбужденно тарахтела, что всегда в ее случае было признаком желания переключиться и не думать о чем-то по-настоящему важном. Мне это было памятно еще по средней школе, она вела себя подобным образом всякий раз, когда ей предстояло свидание с Настоящим Крутым Парнем. Прошли годы, а ничего не изменилась — она так же волновалась из-за Имона.

— …ты не думаешь? — заключила сестрица, пытаясь слить отвар из-под цыпленка. Не в раковину, отметила я, а в кастрюлю: пригодится, чтобы сварить в нем макароны.