Было бы очень трудно ошибиться насчет отношения Джонатана к Дэвиду: он любил его. Очень любил. Чувство это, глубокое и сильное, уходило корнями в древность, во времена их создания. Что отнюдь не порождает благодушия по части трехсторонних отношений.

— Помочь тебе? — повторил за мной он. — Думаю, дорогуша, я и так помог тебе, насколько ты того заслуживаешь. Смотри, ты даже еще дышишь.

— Еле-еле, — прохрипела я и, с трудом подняв руку, указала на свое многострадальное горло.

Его губы изогнулись в некоем подобии улыбки. Горло он отпустил, но не отступил, а так и остался стоять на месте. Осторожно, медленно, не делая резких движений, уж, конечно, не потому, что опасалась причинить ему вред, я выпрямилась, в результате чего мы оказались стоящими друг перед другом вплотную, грудь к груди. Личного пространства он мне не предоставил, а с этого, столь интимного расстояния вперил в меня взгляд своих по-настоящему устрашающих глаз… черных, бездонных, словно со вспыхивающими в глубине звездами, зарождающимися и умирающими галактиками. Некогда, в очень далеком прошлом, он был человеком, Хранителем, равно владевшим силами Погоды, Земли и Огня — как в наши дни ими владел Льюис. Я мало что знала о его жизни, знала лишь, что его смерть пробудила саму Землю: она предалась глубочайшей скорби, и сила этой печали обратила его в джинна. Дэвид, затянутый вместе с ним в горнило творения, вышел оттуда могучим и совершенным. Что же до Джонатана, то он и вовсе возродился, обладая могуществом, опасно близким к божественному.

Но оказалось, что и такому могуществу можно бросить вызов. Как, черт побери, Ашан мог решиться на нечто подобное и почему он вообразил, будто в состоянии одолеть Джонатана в этой войне богов, было выше моего понимания, но факт оставался фактом. Война разразилась, и даже если в итоге Джонатан вышибет все дерьмо из Ашана и из его приспешников-джиннов, от этой битвы содрогнется Земля. И пока она идет, никто не сможет чувствовать себя в безопасности.

Неприкосновенных в ней не будет.

Взгляд Джонатана пронизывал меня: я ежилась, дрожала и страшно хотела забиться куда-нибудь в темный уголок, да только спрятаться от этого было невозможно. Так же, как и защититься. Его руки скользнули вверх, легли мне на плечи, а потом поднялись еще выше, и мое лицо оказалось между его обжигающими ладонями. Жар его кожи сбивал меня с толку, порождая странное ощущение. Я бы и рада вырваться, отстраниться, да только отступать было некуда, да и уверенности в том, что, соверши я такую попытку, тело меня послушается, тоже вовсе не имелось.

— Чувствуешь слабость? — спросил он и подался еще ближе, так что его глаза заслонили весь мир. — Чувствуешь себя больной? Малость не в себе последнее время, а?

Мои губы раздвинулись. Он придвинулся вплотную, чуть повернул мою голову в сторону, слегка наклонился и прижался губами к моему уху.

— Он убивает тебя, — прошептал Джонатан. — Разве ты не чувствуешь? Это продолжается уже некоторое время, медленно, но непрерывно. Он пожирает тебя изнутри. А ты не думаешь, что это может убивать и его тоже? Разрушать его?

Я припомнила все такого рода признаки. Слабость. Неловкость и заторможенность при попытках управляться с силой. Поблекший эфир. Тщетные усилия призвать ветер.

— Человеческая энергия больше не может поддерживать в нем жизнь: он опустошит тебя, вытянет все до капли. Он уже ифрит, и как бы ни относился к поглощению твоих жизненных сил, это не имеет значения. Он ничего не может с этим поделать. Он убьет тебя рано или поздно, и даже если после этого мне удастся вернуть его, это не пройдет для него даром. Он превратится в развалину, и хотя, конечно, восстановится, это займет слишком много времени.

Я чувствовала, как жгучие слезы подступают к моим глазам, изливаются наружу, текут по щекам. Он отстранился на дюйм, выровнял своими большими, сильными руками мою голову и снова взглянул мне в глаза. Подушечки его больших пальцев разгладили влагу на моей коже.

— До тебя мне дела нет, — продолжил он тихо, но настоятельно. — Можешь не заблуждаться: будь это нужно, встань передо мной выбор, ты или он, я не колеблясь разорвал бы тебя в клочья. Но я не могу допустить, чтобы он убил тебя: тогда он будет для меня бесполезен.

Я содрогнулась. Он удержал меня на месте.

— Джонатан, я не знаю, что тут можно сделать. Клянусь тебе, не знаю!

— Все очень просто. Отправляйся домой, достань эту долбаную бутылку, шмякни ее и сохрани свою жалкую человеческую жизнь, чем все вы, людишки, только и озабочены в этом мире. Ты должна освободить его. Для тебя он уже умер.

— Лжец, — прошептала я. И получила в ответ злобную чарующую улыбку.

— Вот как? Но если я лжец, почему ты не смогла спасти того жалкого ублюдка от смертельного падения? Не такая уж трудная задача для Хранителя вроде тебя, верно? И вообще, на кой черт тебе моя помощь, ты и сама со всем справишься. Действуй, ну! Будь героиней!

Он отпустил меня и даже отступил на шаг: ощущение было такое, будто меня прямиком из жаркой пустыни перенесло в Антарктиду. Мое тело стонало от тоски по его теплу, ощущение было как у закоренелого наркомана при ломке, и он это наверняка устроил специально.

Дэвид в любви был дивным, романтическим поэтом. Джонатан, если бы вообще снизошел до подобных отношений с человеком, был бы пиратом, берущим, что ему нравится, и заставляющим партнера желать того же. Беспощадная, чарующая небрежность и абсолютное господство.

Схватившись обеими руками за перила, я первым делом пыталась отдышаться и прийти в себя. Джонатан сложил руки на груди, спокойно глядя, как вытекает из меня энергия. Устремляется по спирали в ненасытную черную дыру потребностей Дэвида.

— Помоги мне, — простонала я, ощущая ядовитую горечь бессилия. — Покажи, как это прекратить.

— Скажи волшебное слово.

— Пожалуйста.

— Хм… не совсем то, на что я рассчитывал, но ладно, сойдет и это.

Он потянулся и положил руку мне на грудь.

В меня настойчиво, словно чужие шарящие руки, устремился жар. Я на это вторжение не отреагировала никак, да моя реакция и не имела значения. Джонатан мог делать что хотел.

Однако он вливал в меня жизнь, и у меня в любом случае не хватило бы сил от этого отказаться. То, что я полностью сдалась на его милость, не укрылось от темных, загадочных очей Джонатана, и он одарил меня неким подобием легкой улыбки. Почти человеческой. Не доброй, нет, но человеческой.

— Ладно. Что я сейчас сделал, так это влил в тебя запас энергии. Но он не бесконечен и долго не продержится. Тебе необходимо отпустить его, иначе ты умрешь.

— Если я это сделаю, как ты удержишь его от попытки броситься на тебя?

В нынешней ситуации столь мощный источник энергии должен был притягивать Дэвида с неодолимой, демонической силой.

— Ну, это уж мое дело: я могу сам о себе позаботиться, — отмахнулся он. — А наше дело сделано. Может, хочешь проверить свое состояние?