Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А у нас материал есть, но вот с тыками плохо, – рассмеялся он. – Ну что, пойдем к Виктору? Кажется, его уже привезли. А я пока что отдам эти данные нашему эксперту. Думаю, часа через два мы узнаем, кто прячется под этой страшной маской.
Витька выглядел подавленным и несчастным.
Он посмотрел на меня совершенно пустым взглядом, как будто пытаясь понять, зачем я здесь.
– Витя, – начала я. – Зачем ты подписал признание?
– Потому что я ее убил, – сказал он совершенно равнодушно.
– Как?
– Я же все рассказал, – голос его не изменился. – Вы адвокат? Мама говорила, что вы вроде адвокат.
– Нет, я сыщица, – сказала я. – Частная.
– А, – сказал он по-прежнему безучастно. – Хорошо. Мне не нужен адвокат.
– Витя, я все знаю про театр.
Он посмотрел на меня более осмысленно, но со злостью. Получается, моя догадка была верна.
– Я не знаю ничего ни о каком театре, – выпалил он.
– Знаешь. Поэтому и берешь на себя чужую вину. А ты не подумал, что убийца останется безнаказанным?
– Ее убил я, – сказал он как отрезал. – Я не понимаю, о чем вы говорите. Какой-то театр…
– Витя, она уволилась оттуда, – сказала я. – Она собиралась замуж. Возможно, человек этот ее и убил.
– Я вам говорю, что ее убил я! – Он встал. – Давайте уже прекратим этот разговор.
Я поняла – он не хочет, чтобы я вмешивалась в это дело. И ему плевать на театр. Нет, дело не в этом… Дело в чем-то другом.
Что именно заставляет его брать на себя чью-то вину? Какое обстоятельство, о котором я не знаю?
Пока что я знала, что в таких случаях причинами бывают две вещи. Любовь и деньги. Любовь… Витькина любовь была… там, усыпанная белыми цветами, мертвая.
Оставались деньги. Но неужели ради них он согласился бы предать ее? Свою Офелию?
Я оказалась в тупиковой ситуации и не знала, как мне из нее выйти. Дойдя до сквера перед храмом, я села на скамейку, привычно потянулась к сумке, чтобы достать сигареты, но, подняв глаза, увидела крест и статуи ангелов, и почему-то моя рука сама отпустила пачку, мне расхотелось курить. Сидела, смотрела на крест, на ангелов, которые словно скользили по голубому небу, как дети на коньках, и думала об Аське.
Я пыталась представить себе ее переживания, чувства, восстановить ее последние дни.
Итак, что я знала? Что Аська приехала в Тарасов с надеждой его покорить. То есть поступить в театральный, потом – в театр, и сказать этому городу – вот она я, простая лопатниковская девочка, и вот – вы все, надменные тарасовцы!
Нет. Что-то не складывалось. У нас в Тарасове все «надменные» – сами из каких-нибудь поселков и деревень. Коренные, как я, жители бегают целыми днями, чтобы заработать себе на жизнь. А вся наша элитная верхушка, включая и чиновников наших, – все из Поддубовок, из Синеньких, из Журчаловки и прочих мелких селений.
Так что вряд ли Аська пыталась покорить город, который уже и так давно покорен.
Работу она не нашла. Скорее всего, ей предлагали работу, но весьма далекую от театра. Поступить не смогла. Возвращаться в Лопатниково – зачем? Связывать в косички лук, жить в бедности, не зная, что такое хорошая косметика и красивые тряпочки? Играть на сцене в народном театре, в самодеятельности? А жить на что?
Где и как она нашла Гену с его театром? Где-то же они пересеклись?
А если в училище? Аська не проходит по конкурсу, Гена встречается с ней и предлагает работу в театре.
Значит, нужно идти в театральное училище и искать там. Конечно, в августе найти кого-то с нужного курса – дело трудное, все на каникулах, но секретарь-то там сидит.
Я пошла вверх по улице, ехать на машине мне не хотелось. До училища недалеко, а на улице было еще прохладно. Обернувшись на купол храма, я еще раз попыталась рассмотреть роспись и статуи вокруг креста. Я никогда не видела, чтобы на куполах рисовали ангелов и ставили статуи…
Их там и не было. Купол был позолоченным, как и положено. И ангелов не было!
«Улетели, – подумала я. – А Таня наша просто вторую ночь подряд не спит, вот и мерещатся ей статуи ангелов». У которых, к слову, были Аськины лица – у всех!
«И времени у Тани нашей почти нет, – напомнила я себе. – Витька, похоже, твердо решил следствию не помогать, а наоборот, препятствовать».
Я поднялась вверх по улице, толкнула мощную дверь. Слава богу, в училище был народ – еще шли вступительные экзамены, абитуриенты праздно, нервно шатались возле аудиторий. Откуда-то доносились звуки музыки и голосов, в одном из кабинетов мощным женским контральто кто-то выводил арию Леля, а у окна сидела девочка с кротким нежным лицом и что-то учила, бубня себе под нос. Подойдя ближе, я услышала: «Навозну кучу разрывая, петух нашел жемчужное зерно… Жемчужное зерно… Навозну кучу разрывая…» На актерский, поняла я. Басню учит.
– Поступаешь? – поинтересовалась я.
– Да, но, скорее всего, я в пролете, – вздохнула девочка. – Я вообще протупила. Даже басню не выучила. Самую коротенькую сейчас выбрала…
– Ерунда, – улыбнулась я. – Она коротенькая, но хорошая.
– А вы – актриса? – спросила моя собеседница, замирая от восторга.
– Почему ты так решила? – засмеялась я.
– Вы красивая. Очень!
– Ну, можно сказать, что я актриса, – сказала я.
– Я так и подумала.
Она тоскливо посмотрела на дверь, которая вот-вот должна была открыться. Там решится ее судьба.
– Если я не поступлю, надо будет домой возвращаться. А я не хочу, – пожаловалась она, даже не мне, а этой двери.
– Ты поступишь, – соврала я. – Все будет хорошо.
На самом деле я знала, что ей придется возвращаться. Из всей толпы абитуриентов я могла уже определить, кто поступит. Девочка в их число не входила, и мне было очень ее жаль.
Я толкнула нужную мне дверь и вошла. За столом сидела довольно-таки крупная мамзель с накрашенным личиком и зачем-то еще подкрашивала свои и без того вампирские губищи.
– Вы по какому вопросу? – поинтересовалась она, даже не удостоив меня взглядом, продолжая рассматривать свои губки, сложенные в трубочку, отчего вопрос ее прозвучал странно, как-то округло и неразборчиво.
– Мне нужны прошлогодние абитуриенты, – начала я сразу с места в карьер, показывая девице липовое удостоверение следователя прокуратуры. Андрюха говорит, что если меня посадят когда-нибудь, то именно за него.
Девушка посмотрела на корочку, почему-то покраснела, как обложка удостоверения, и словно бы чего-то испугалась. Я заметила, что удостоверения следователя прокуратуры вообще часто пугают людей. Она быстренько убрала косметичку, нервно облизала губы, немного размазав помаду, и уставилась мне в глаза с явным подобострастием.