class="p1">Лизе тяжело давалась ее новая самостоятельная жизнь. Ей было непривычно спать одной в кровати, странно иметь свою комнату, странно выбирать себе фильмы и программы для просмотра, странно иметь свои личные, а не семейные деньги. Все было совсем по-другому, не так, как она привыкла в последние десять лет. Она завела подружек на работе, ходила с ними в кино, старалась покупать себе новые вещи, наконец-то заметив, что за десять лет замужества привыкла экономить на себе. Пыталась почувствовать себя той, кем и была на самом деле: молодой и симпатичной современной женщиной. Но никак не могла сама поверить в это. Ей все казалось, что молодость ушла, что лучшие годы позади, что она потолстела и подурнела. Настроение ее то взлетало до небес, то падало в бездну, и только интенсивная работа не давала ей скатиться в депрессию. Лизе пришлось заново учиться радоваться окружающему миру, солнцу, летнему теплу. И себе самой тоже радоваться. Что здоровая, что свободная, что дети и мама рядом.

В общем, было ей непросто. Как и любой женщине после развода.

Но она справилась.

Потихоньку все пришло в норму, устаканилось. Ушла горечь из сердца, стало спокойно и привычно. Она привыкла к своему одиночеству. Даже ухажер у Лизы завелся, охранник на новой работе. Правда, старше ее лет на тридцать. Но смотрел только на нее и улыбался только ей, хоть девочки в их организации были на любой вкус и всех возрастов. Она тоже ему улыбалась, тренировала беззаботность и легкость в общении. Но мужчин больше к себе близко не подпускала. Артем объявлялся редко, с Лизой не пересекался, лишь детей забирал погулять. Стал совсем посторонним, чужим, словно и не жила она с этим мужчиной десять лет. По слухам, снимал где-то на окраине однокомнатную квартиру, работал на производстве. Алименты на двоих детей платил небольшие, но на скромную жизнь хватало.

Дети тоже привыкли к тому, что родители теперь не вместе. Дочка, которая всегда больше любила папу и верила всему, что он ей скажет, наконец-то начала тянуться к матери. Саша же был еще слишком маленьким, чтобы воспринимать все трагически, и сумел быстро перестроиться.

Время все убыстрялось и убыстрялось, и не успела Лиза глазом моргнуть, как уже отпраздновала первую годовщину своей незамужней жизни.

Часто по ночам она, лежа в своей кровати, думала: в какой момент все пошло не так? Почему ее ровная и спокойная домашняя жизнь так внезапно дала трещину? Что она сделала не так, в чем ошиблась? Была слишком покладистой, слишком удобной? Так ведь она же не претворялась, она всегда такой была. Сложные вопросы, мучительные, неразрешимые. Лизе они никак не давались. Наверное, это простое невезение, думала она в расстроенных чувствах, ведь говорят, что не судьба. А еще говорят: не родись красивой, а родись счастливой. Только Бог, видно, отвлекся, когда родилась Лиза, и в итоге не получила она ни особой красоты, ни счастья.

За что оно вообще дается, это неуловимое женское счастье? За легкий нрав, за стервозность, за смазливое личико, за скромность и добродетель, за сексуальность? И чего именно из перечисленного ей не хватает? Ведь не хватает же чего-то, если у многих есть, а у нее нет?

Конечно, у нее есть то, что не у всех получается — здоровые дети. Это счастье и больше утешение. Но ведь всегда хочется чуточку больше того, что имеешь. Вот и ей хочется совсем немногого — крепкого мужского плеча рядом. Чтобы хоть изредка поплакать и посмеяться вместе. Полежать в обнимку в постели, уютно и спокойно поболтать о какой-нибудь ерунде, обсудить новый сериал, поплакаться о тяжелой работе. Посплетничать о сослуживцах и соседях.

С Геной у них не было такого. Случилась страсть, взрыв, извержение вулкана. А после — выгоревшая земля и легкое недоумение от того, что выжила, что уцелела. И даже обгорела не сильно. Да она везунчик, черт ее побери! И вообще — Гена, Гена, Гена. Сколько можно? Она уже даже и на страничку Дианы усилием воли перестала заглядывать. Знала, что у нее все хорошо, девочка встала на ноги. Пора уже отлепиться, наконец, от этой семьи.

Мир тесен, и однажды в МФЦ, где работала Лиза, пришла по делам Амелия Борисовна. У Лизы был обеденный перерыв, и она как раз собиралась выйти прогуляться на улицу. Они столкнулись посреди зала. Адвокатесса выглядела совершенно умиротворенной, похудела и посвежела после родов. Ее сопровождал невысокий лысый мужичок средних лет, совершенно непримечательной наружности. Лизе было непонятно, как можно было после брутального и красивого майора полиции Геннадия Козлова выйти замуж за такого невзрачного типа. Впрочем, смотрел он на адвокатессу влюбленными глазами и с гордостью держал в руках переноску нежно-розового цвета со спящим младенцем.

Амелия притормозила и радостно улыбнулась Костровой, словно старой знакомой.

— Лизонька, здравствуйте, как ваши дела?

— Все отлично, спасибо, — ответила та, впадая в ступор от фамильярной «Лизоньки». — А у вас? Поздравляю вас с рождением дочери.

— Спасибо, мы назвали ее Евой, — весело защебетала адвокатесса. — Такая спокойная девочка! Я наслаждаюсь своим материнством! Все-таки родить в сорок с хвостиком — не то же самое, что родить в тридцать!

Лиза слушала ее щебетанье и все больше приходила в недоумение. Как можно отправить одну свою дочь за тридевять земель на лечение, родить себе другую, на замену, и при этом пребывать в таком безмятежном состоянии? Неужели ее совсем ничто не беспокоит, не гнетет? Походе, она чего-то не понимает в этой жизни…

Видно, часть из этих размышлений все-таки отразилась на ее лице, потому что Амелия осеклась на полуслове и посмотрела на свою собеседницу совсем другим взглядом. Профессионально цепким и одновременно задумчивым.

— Я рожала в Берлине, — сообщила она. — Виделась и с Геной, и с Дианой. Они про вас спрашивали. У них все просто замечательно, Дианочка ходит без костылей, правда, еще немного прихрамывает. В Берлине очень хорошее лечение и условия для нее. Скорее всего, они там насовсем останутся. Я предложила Гене оформить гражданство. Я же сама родом из казахских немцев, у меня там много родни… Квартиру он продал. Раньше Гена служил в органах, и поэтому отказывался уезжать, а теперь вот у него все сложилось один к одному. Но теперь уже мне уезжать нельзя, Владлен Семенович у меня невыездной. Люблю, знаете, мужчин в форме, — адвокатесса кинула умильный взгляд на своего лысого супруга, скромно топтавшегося с переноской неподалеку.

Из всей этой речи Лиза услышала только то, что отец и дочь спрашивали про нее. А еще то, что