Быть может, мне лучше просто уйти и забыть обо всём этом? Вернуться во дворец, дождаться встречи с владыкой и поговорить с ним, как советовала Мика? О собственных страхах и сомнениях, об Аерин, Марте и других избранных. Возможно, в договоре есть лазейки? Или Дорнан сможет помочь по собственной воле? Он ведь ни разу не отказал мне ни в одной просьбе, всегда был подчеркнуто деликатен и терпелив. Уверена, мы сможем услышать друг друга, каким бы невероятным это ни казалось прежде. Наверное, я окончательно запуталась.

Я уже готова встать и уйти, когда за спиной раздается скрип плохо смазанных петель. Оборачиваюсь. Риан всё-таки пришел.

— Здравствуй, — жрец делает шаг в комнату и плотно закрывает за собой двери. — Прости, что заставил ждать, но раньше мне было не ускользнуть от внимания крылатых. — Он подходит ближе, разворачивает меня лицом к небольшому окошку, смотрит внимательно. — Слава Прародителям, ты в порядке! Как же я рад видеть тебя живой и здоровой, девочка!

Он крепко обнимает меня, от него пахнет пылью, солнцем и совсем немного — дымом. Втягиваю чуть горьковатый запах — и невольно чихаю.

— Прости, — Риан отстраняется, — не успел переодеться после ритуала.

— Это вы меня простите! — Жаль, носового платка у меня нет.

— Неважно! — киссаэр по-отечески гладит меня по волосам. — Я не знал, передали ли тебе моё послание. Увы, друзей по эту сторону Стены у меня немного. Как ты?

— В порядке.

И это, бездна меня раздери, чистая правда. Мне не на что жаловаться, не на что обижаться, слова злого не о ком сказать, даже об Айонее — он же совершенно правильно не доверяет мне. Киссаэр удовлетворенно кивает и тут же переходит к делу.

— Я прав, предполагая, что ты все еще участвуешь в отборе? Сколько испытаний уже прошло?

— Два.

— Это хорошо, надеюсь, владыка заметит тебя.

— Я… Мне кажется, что он действительно заинтересовался мной.

— Еще бы! — на лице Риана отражается гордость. — Сильная, стойкая, яркая! Будь наш мир устроен чуть справедливее, Дорнан Ауслаг бы сам добивался твоего внимания. А без Стены твоя судьба была бы совсем иной.

— Устроен иначе… — эхом повторяю я. — Риан, скажите, что из всего того, что говорится в проповедях, правда?

— О чем ты, дитя?

— О противоречиях. — В глазах Риана на мгновение появляется странное выражение, словно он оценивает меня заново. Достаю из-под одежды цепочку с подвеской: — Это вовсе не отметка рабов. И то, как ардере относятся к нам, избранным, и вообще к людям, гораздо сложнее, чем отношение хозяев к вещам. Да, их мир отличается, он во многом жесток и бескомпромиссен, но у него есть свои законы и оправдания. Да и сами ардере, их второй облик… — тут я сбиваюсь, потому что и сама не могу облечь в слова ускользающую мысль, — …они не отвратительные звери. По крайней мере, не все и не всегда, вы же видели на площади сегодня! Среди них тоже встречаются прогнившие душой, но есть же и другие! Почему же у нас, на юге, молчат об этом?

Киссаэр не спешит отвечать, как и раньше, он дает возможность сперва излить душу. Но мне уже не хочется. Если в прошлый раз мной двигало отчаяние и одиночество, то сегодня я хочу не слов, а доказательств. Я больше не одинока, по крайней мере не так, как прежде. И это неожиданно делает меня сдержаннее и критичнее ко всему, что я вижу и слышу.

Жрец, похоже, замечает эту перемену, однако не уверена, что она его радует. Лоб Риана пересекает морщинка, она делает его лицо старше, седые искры в волосах теперь не кажутся преждевременными. Он расправляет плечи, закладывает руки за спину и слегка вздергивает подбородок, по-видимому, готовясь к гораздо более серьезной беседе, чем планировалась изначально.

— Сядь, Лиан.

Звучит не как приказ, но как указание старшего младшему.

— А ты изменилась, девочка. Очень сильно.

— Думаю, я просто перестала быть наивным ребенком.

Заставляю себя смотреть на жреца, не опуская глаз, да и садиться не спешу. Не знаю почему, из упрямства, а может, от обиды на то, что окружающие до сих пор желают видеть во мне ребенка: Брейди, Айоней, даже Риан. Все, кроме Дорнана, если вдуматься. Пока он единственный, кому нравится моё своеволие и стремление узнать и понять больше, чем положено идеальной невесте и будущей матери.

— Вижу, — кивает жрец и садится напротив. — Точнее, вижу, что ты хочешь перестать им быть. Что ж, достойный порыв. Желаешь говорить на равных? Хорошо. Спрашивай, клянусь ответить так честно, как это вообще возможно, но по порядку. Итак?

— Что не так со вторым обликом ардере?

— Это их первый и истинный облик. — Вздергиваю бровь, жду пояснений, и они не заставляют себя ждать. — И он изменчив по своей природе. Ардере не люди, как бы ни хотели таковыми казаться. Человеческая форма для них вторична, как одежда или маска. Это дань традиции, способ ужиться с нами, взять от жизни все доступные блага. Не уверен, что до встречи с людьми они вообще имели другие тела, кроме тех, что ты видела сегодня. Ардере — воплощенное пламя, а оно, как ты знаешь, может быть и мерцанием свечи, и полыханием огромного пожара.

— Почему тогда мы не знаем их истинного лица?

— А ты как считаешь? — киссаэр выжидательно смотрит на меня. — Зачем воину на поле боя копье, щит, доспех, шлем? Не только для защиты, ведь правда? Страх — вот их оружие. А что ты почувствовала сегодня при виде иных драконов?

— Удивление. Восторг. Покой.

— Но не трепет. С этими драконами можно спорить, им можно противоречить, а с темным пламенем, острыми когтями, шипами и мощными крыльями никто не ведет переговоров. Перед ними склоняются и их славят. Они вселяют ужас одним своим видом, а это половина победы в схватке. Потому ардере, что приходят на нашу сторону, всегда ужасны. А здесь, среди своих подданных, друзей и родных они могут позволить себе играть роль добрых, заботливых, терпеливых наставников.

— Вы ошибаетесь! То есть, может, в древности это было и так, но…

— Теперь они изменились, да? — досадливо морщится киссаэр. — Стали добрее и рассудительнее? — он горестно качает головой. — Мне следовало догадаться, что ты не устоишь перед их очарованием. Долгоживущим хватает времени, чтобы научиться играть словами и смыслами. Тебя приручают, как пугливую лань, вот и всё.

— Это не так!

— Ты говоришь, что уже не дитя, но отрицаешь очевидное. Веришь в то, во что верить легче и приятнее.

Наверное, это должно звучать обидно, но во мне закипает негодование. Ардере были до меня и будут после. Одной маленькой глупой избранной больше, одной меньше, какая разница? В руках драконов настоящая власть, им незачем заискивать перед ничего не значащей девчонкой, разве что от совершеннейшей скуки. Непохоже, что Дорнану нечем заняться, нестыковок слишком много, чтобы их не замечать, и далеко не все можно объяснить моей легковерностью.