С этим человеком что-то сильно не так.

Я сжимаю губы и пытаюсь сделать то же самое со своими ушами. Чтобы заглушить свистящий звук, начинаю громко барабанить по колену здоровой рукой. Доктор Петерсен решит, что пронял меня, но мне просто придется с этим смириться.

– Хезер?

Смерть, умирание. Это не увлекательно: это ужасно. Необъяснимо, неизведанно. Никто не знает, каким будет последнее путешествие, пока вы не окажетесь настолько далеко на пути, что никогда не сможете повернуть назад и рассказать кому-либо, что видели.

Поэтому мы все в глубине души боимся темноты. Потому что нет ничего хуже, чем не знать, что она скрывает.

Но я не буду пытаться объяснить это доктору Петерсену. Мне все равно, как долго он ждет, как громко дышит этот проклятый охранник. Я прикусываю язык так сильно, что мне больно.

Возможно, Петерсен видит решимость на моем лице, потому что быстро переходит к следующему вопросу в своем маленьком списке.

– Ты веришь в духов, Хезер? Демонов, существ из другого мира?

Я сжимаю зубы сильнее. Должно быть, до крови, потому что рот внезапно наполняется металлическим вкусом, одновременно и чужим, и знакомым.

Вот что упоминает доктор Петерсен, когда действительно хочет получить от меня ответ. Если бы я нормально подумала, то удивилась бы, что он так долго тянул на этой сессии с провокацией. Но я не подумала. Я вообще не думаю. Я концентрирую все свои усилия на том, чтобы остаться здесь. Прямо в этой комнате, прямо сейчас. Это должно быть смешно, ведь этого я никогда раньше не хотела, но я не смеюсь.

Потому что я верю. Верю в духов, демонов, называйте их как хотите. В существ, которых не должно быть в этом мире, но они есть, существ, которым не нужно жить по тем же правилам, что и остальным из нас. Вещи, с которыми ты не можешь бороться, не можешь убить. Я верю в это.

Друиды, которые приносили свои ужасные жертвы, дабы успокоить духов, знали, что делают. Они знали, что случится, если голод демона останется неудовлетворенным.

Вот и я тоже знаю.

Тогда

– Дуги! – Я влетела на пляж на полном ходу, дыхание вырывалось из груди прерывистыми толчками. Забыв о том, что друг болен, забыв о травмированной лодыжке, я бросилась на Дуги, все еще наполовину рыдая.

– Что? Что такое? Хезер, что не так?

– Это… это… – Но я не знала, как описать то, что произошло в бухте. Вместо этого я просто сильнее сжала его, обхватила руками за шею, уткнулась лицом в плечо. Хотя на пляже было тихо, я все еще слышала в голове крики. Ужас не хотел отступать, и меня трясло. Кровь яростно неслась по телу, и даже в насквозь мокрой одежде мне было жарко.

Однако Дуги был горячее. Его кожа, казалось, излучала тепло, напоминая мне, что он нездоров. Дуги был не в том состоянии, чтобы держать меня. И пусть мне ужасно не хотелось отстраняться, я отступила на шаг.

Теперь Дуги мог видеть мое лицо. Я упорно старалась придать ему обычное выражение, но мой подбородок дрожал, а глаза сузились до щелей, пока я пыталась сдержать слезы. Я глубоко вдохнула, пытаясь взять себя в руки.

– Ты должен сесть.

Дуги проигнорировал мой совет. Он приблизился и схватил меня за руку.

– Хезер, что случилось? Ты ходила в бухту?

Не очень способная говорить, я обошлась несколькими резкими кивками.

– Ты… ты что-нибудь нашла?

– Я не знаю. – Мой голос от эмоций звучал странно искаженным, задыхающимся. – Это было… – Я снова замолчала, тяжело дыша. Одна только мысль об этом возвращала страх, что крепко обвивал мою грудь, точно стальной пояс. – Там что-то было.

Дуги уловил странный акцент в моих словах.

– В смысле – что-то? – спросил он с напряженным лицом.

– Я… я не уверена. – Я пожала плечами. Я уже начала успокаиваться, приходить в себя. То, что произошло, казалось… невозможным. Я больше не была уверена, что видела, слышала. Может, я все себе нафантазировала?

Но тогда…

– Дуги, я нашла… – Я протянула ему левую руку.

Глаза Дуги сузились, а затем расширились, когда он увидел предмет. Дуги медленно разжал мои пальцы и вытащил брошь из моих рук.

– Где, черт возьми, ты это взяла? – спросил он.

– Она лежала на пляже. В бухте.

– Водой принесло? – Он явно сомневался. – Думаю, такое возможно.

Но я покачала головой.

– Нет, она лежала выше прилива. Под галькой.

– Это невероятно, – пробормотал он.

Я глубоко вздохнула:

– Знаю.

Два темно-зеленых глаза заглянули глубоко в мои.

– Хезер, что случилось?

Я рассказала ему. Рассказала о теле, что исчезло, о криках, которые пришли из ниоткуда. Как я случайно наткнулась на брошь, упав прямо на нее. Я не смотрела на Дуги, когда говорила, боясь, вдруг увижу в его лице то же, что Эмма видела в моем: неверие.

Когда я закончила, наступил долгий момент молчания. Мне удалось выждать целых десять секунд, прежде чем пришлось поднять глаза.

Сомнение было написано на его лице.

– Ты мне не веришь, – обвинила я.

– Я не думаю, что ты солгала, – сказал он.

Я нахмурилась. Это было не то же самое.

– Ты думаешь, мне померещилось.

Он сделал лицо, которое было легко интерпретировать: да, но это не то, что ты хочешь услышать.

Нет, не то.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Дуги. Его рука потянулась к моему лбу; бессмысленный жест, ведь его кожа была намного горячее моей. – Морозит? Бросает в жар? Болит живот?

Я отстранилась от его прикосновения и холодно ответила:

– Нет.

Он прикусил губу, рассматривая меня.

– Извини, Хезер, это звучит немного…

– Безумно, – закончила я за него.

Он поморщился и виновато глянул на меня.

– Но это… – И перевернул брошь в руках. – Это странно. Как она туда попала?

– Не знаю, – сказала я, наблюдая, как свет отражается на медной поверхности. – Тебе не кажется, что это довольно забавное совпадение?

– Что ты имеешь в виду?

– Брошь лежала там, прямо там, в бухте. Может быть… может, они связаны.

– Связаны?

Я помолчала, сомневаясь, готова ли озвучить свою теорию. Даже мне самой она казалась безумной.

– Подумай, где мы ее взяли, – начала я, надеясь, что он угадает, о чем я думаю, и мне не придется произносить это вслух.