это звучит.

- Еврей выиграл "Голубой Макс" в первой войне, а предатель был асом-истребителем с более чем сотней убийств за плечами, - заметил Риэль. - Они внесли свою лепту в дело Отечества. И компания всегда щедро жертвует в благотворительный фонд полиции.

- Ты думаешь предупредить их? - спросил Рот.

- ‘Можно и так,’ сказал Риэл. - Вы, ребята, не хуже меня знаете, что официально это расследование ни к чему не приведет. Это новая Германия, мы должны оставить позади старые плохие времена. Теперь один ветеран СС оказывается убитым такими же, как он. Нацисты повсюду. Никто наверху не хочет об этом знать.

***

Исидор Соломонс и его жена Клаудия жили на вилле на склоне холма недалеко от загородного гольф-клуба Цюриха. Дом был построен в двадцатых годах архитектором-модернистом и оформлен в стиле ар-деко, который в то время был в моде. Полы выложены прекрасным мрамором и украшены дубовыми паркетом с причудливым рисунком. В приемные можно было попасть через череду китайских лакированных дверей. Внешние стены были пронизаны окнами от пола до потолка, которые вели на террасу, с которой открывался захватывающий вид на город и Цюрихское озеро.

- Ты хорошо поработал, Иззи, - сказал Герхард, прислонившись к балюстраде террасы и любуясь пейзажем. - Я рад, что все обернулось к лучшему.

- Да, это так, - согласился Исидор. - Но как печально, что нам пришлось приехать сюда, чтобы обрести мир и процветание. Я бы предпочел наслаждаться этими вещами дома.

- Хм ... - Герхард кивнул. - Я знаю, что ты чувствуешь. Но мы все еще здесь, когда так многих людей нет.

- Совершенно верно. Теперь, когда вы позвонили мне из Санкт-Морица, вы сказали, что произошли некоторые изменения. У меня есть свои новости, но сначала расскажи мне свои.

Они сели за столик в тени зонтика, где их ждали стаканы, ведерко со льдом и кувшин свежеприготовленного лимонада. В этой цивилизованной обстановке Шафран и Герхард описали мрачные события на аэродроме моторного завода "Меербах". Исидор время от времени останавливал их, чтобы задать вопросы, которые мягко заставляли их задуматься и рассказать более подробно о том, что именно произошло. Время от времени он делал короткие заметки в книге в кожаном переплете.

Когда они закончили, Исидор поблагодарил их. Он пролистал книгу, нашел нужную страницу и просмотрел ее содержимое.

- Да, я так и думал, - пробормотал он. Обращаясь к своим гостям, он сказал: - "Этот человек, которого вы ... э-э, сделали недееспособным. Тот, кто шпионил за вами ...

- Ты имеешь в виду Вернера?

- На самом деле его звали ... - Исидор снова заглянул в свои записи и сказал: - ‘Генрих Шрауб. Он был бывшим криминаль-директором гестапо.

Шафран нахмурилась. - Вы сказали, что его “звали” ... как будто он умер.

- Он убит, когда выходил из больницы, нападение с наездом и бегством. Полиция считает, что Шрауб - он же Вернер-был членом банды ветеранов СС. Их теория состоит в том, что он был убит своими товарищами в качестве предупреждения другим, что неудача не будет допущена.

- Можно подумать, они уже привыкли к неудачам, - заметила Шафран.

- Действительно. Но теперь для нас вопрос в том, как много Вернер рассказал им, прежде чем они убили его. Или, что более важно, как много он мог им рассказать?

- Он должен был знать, кто мы такие, - сказал Герхард. - Наш визит на Моторный завод был публичным. Очевидно, он знал, куда мы направились, поскольку следовал за нами до аэродрома.

- ’Мог ли он опознать Фердинанда Поша, человека, с которым вы там разговаривали?

- Да, но мы доставили Ферди в безопасное место. Его больше нет в этом районе.

- Предположим, эсэсовцы выяснили, что Пош работал на аэродроме, когда Франческа и Конрад сбежали. Он мог бы сказать тебе.

- Только если бы они знали, что мы расспрашивали его о них, - сказала Шафран.

- Такие люди выживают, будучи параноиками, - ответил Исидор. - Они всегда предполагают худшее. Таким образом, ничто не застает их врасплох.

- Может быть, теперь нам следует стать параноиками, - сказал Герхард. - Что самое худшее, что мы можем предположить?

- Эти твердолобые нацисты считают, что вы с Шафран знаете, что случилось с Конрадом в конце войны, - сказал Исидор. - ’И что через них Конрад узнает, что вы его ищете.

- Если бы я была на его месте, я бы приняла это как должное, - сказала Шафран. - После всего, что он с нами сделал, он ожидает, что мы захотим отомстить.

- Но за что именно мстить? Мы говорили о том, что вы двое, как предполагается, сделали с Конрадом и Франческой. Но что худшего он тебе сделал? Я имею в виду, то, что он знает, даст тебе мотив для мести.

- Он приказал арестовать Герхарда, отдать под суд и отправить в Заксенхаузен. Разве этого недостаточно? - спросила Шафран.

- Да ... Но я думаю, что есть еще кое-что, о чем ты мне не говоришь.

- ‘Есть,’ - сказал Герхард. - Он меня пытал.

- Ты можешь сказать мне, как? - спросил Исидор.

- Нет ... - Герхард закрыл глаза, наклонил голову и покачал ею из стороны в сторону, бормоча: - Я не могу ... я не могу. Затем он выпрямил шею - простое действие, которое, казалось, требовало огромных усилий, - и сказал: - "Я больше не вернусь в это место".

Шафран присела рядом с Герхардом. - ‘Все в порядке,’ - сказала она ему. - ’Никто не заставит тебя ничего говорить.

Но Исидор не сдавался. Он взял правую руку Герхарда в свои руки, как священник, дающий утешение, и сказал: - "Попробуй. Это тяжело. Я знаю. Но ты нес ужасное бремя боли. Позволь нам разделить с тобою это бремя.

Герхард посмотрел на него. - Мне нужно что-нибудь покрепче лимонада. Хорошо бы водки или шнапса. Аккуратно.

- Конечно, - сказал Иззи.

Он вошел в дом, и Шафран спросила Герхарда: - 'Ты уверен в этом?'

- ‘Не знаю,’ ответил Герхард. - Но, может быть, Иззи прав, разделяя бремя. Я так