Семь лет назад Стефани Куперман нарисовала совсем другую картину. В статье в The New York Times, озаглавленной «Занимайтесь спортом, даже если это вас убивает», она рассказала историю Брайана Андерсона, сотрудника подразделения специального назначения из Такомы (штат Вашингтон). После особенно интенсивной 30-минутной тренировки по методу кроссфита, во время которой он выполнил два подхода по 50 махов 20-килограммовой гирей (он делал так называемые качели, когда гиря поднимается над головой, затем опускается вниз между ног и снова поднимается вверх), он почувствовал боль в спине и не смог ходить. К вечеру боль усилилась, и он был доставлен в отделение скорой помощи, где ему поставили диагноз рабдомиолиз (острый некроз скелетных мышц).

Рабдомиолиз возникает при быстром обширном разрушении клеток мышечной ткани, что приводит к выбросу их содержимого, в первую очередь белка миоглобина, в кровь. Если миоглобина высвобождается много, может развиться острая почечная недостаточность. Причины этого острого заболевания различны, одна из наиболее распространенных — интенсивная физическая нагрузка. Андерсон провел шесть дней в реанимации. Будучи крепким и здоровым мужчиной, он полностью восстановился и через полгода вернулся к тренировкам по кроссфиту, которые едва не уничтожили его почки, заявив: «Я вижу огромное преимущество кроссфита в том, что он позволяет дать телу такой уровень нагрузок, при котором мышцы начинают разрушать сами себя».

По словам Куперман, этот метод тренировок потенциально высокотравматичен, особенно для начинающих при отсутствии надлежащего контроля. Упор делается на количественные показатели: скорость выполнения упражнений, количество повторений, число повторных подходов, поднимаемый вес. Она цитирует предостережение Уэйна Винника, специалиста по спортивной медицине из клиники на Манхэттене: «Невозможно, чтобы неопытный новичок начал заниматься кроссфитом и не причинил себе вреда». Даже создатель кроссфита Грег Глассман сказал Куперман: «Это может убить вас. Я всегда открыто предупреждал об этом».

Далее автор статьи приводит диалог между сторонниками и критиками кроссфита. Владельцы фитнес-центров выражают обеспокоенность тем, что во время своих групповых тренировок кроссфитеры занимают много места, сильно шумят и зачастую перегружают тренажеры, что приводит к их поломке. Один владелец высказывает опасение, что метод тренировок, делающий акцент на скорости и количестве повторений, а не на правильном выполнении упражнений, будет вести к большому количеству травм среди членов его фитнес-клуба. Глассман возражает скептикам, указывая на то, что интенсивность тренировок действует как механизм предварительного отбора, отсекающий безвольных слабаков от настоящих крутых парней. По словам Глассмана, «если вы боитесь упасть с турника и сломать себе шею, мы не хотим видеть вас в наших рядах».

В отличие от экстремальных видов спорта, рискованность которых очевидна — понятно, что воздушная акробатика на большой высоте чревата серьезными травмами, — в кроссфите присущие ему риски завуалированы. Они вряд ли известны новичку, который рассматривает кроссфит как быстрый путь к хорошей физической форме и с энтузиазмом приступает к тренировкам. Я всегда полагал, что в спорте, как и в любой другой сфере деятельности, следует доверять профессионалам. Тренеры должны грамотно учить нас премудростям того или иного спорта. Судьи должны обеспечивать безопасность состязаний. Персональные инструктора должны знать о физическом состоянии своих подопечных и не позволять им переходить границы, за которыми начинается территория травм. Сегодня эта точка зрения кажется мне наивной. Если имеешь дело с такими тренерами, как Глассман, самое главное — быть хорошо информированным.

Я никогда не понимал, в чем привлекательность экстремальных видов спорта, и у меня никогда не возникало желания заняться ими. Учитывая мою неприязнь к риску, я всегда считал их бессмысленными и испытывал сомнения в адекватности тех, кто ими занимается. Это относится и к кроссфиту. Я еще могу понять потребность в острых ощущениях, которая движет любителями экстрима. Нам всем время от времени нужны приливы адреналина, особенно в молодом возрасте. Но, поскольку получение острых ощущений сопряжено с широким спектром опасностей, большинству из нас хватает ума держаться в рамках более или менее разумной, относительно безопасной части этого спектра. Иногда мы можем превысить скорость на автомобиле или перебежать улицу на красный свет, а наиболее рисковые могут пройтись под переносной лестницей. Но почему некоторые люди по доброй воле стремятся подвергать себя серьезной опасности регулярно?

С эволюционной точки зрения это не имеет никакого смысла. Мы уже обсуждали биологический императив, заставляющий нас выживать и размножаться. От этого зависит сохранение вида. Мы запрограммированы природой избегать ситуаций, которые могут сделать нас недееспособными или убить. Значит, люди, которые готовы совершать воздушные сальто на велосипедах, прыгать со скал или доводить свои мышцы до самоуничтожения, запрограммированы несколько иначе или же в их программах произошел сбой?

Иоахим Фогт Исаксен задался тем же вопросом. В ноябре 2012 года он опубликовал в журнале Popular Social Science статью под названием «Психология экстремальных видов спорта: не психи, а наркоманы». Он приводит результаты опроса пятнадцати спортсменов-экстремалов, которые одинаково описали свой опыт. Все они сказали, что занятия экстремальными видами спорта способствовали их глубокой личностной трансформации и положительно отразились на прочих сферах их жизни. Кроме того, Исаксен установил, что в основе этого увлечения может лежать вполне реальная физиологическая причина.

Люди занимаются этими видами спорта, потому что получают от экстрима удовольствие. Кажется нелогичным получать удовольствие от опасности, но многократное повторение одной и той же опасной ситуации снижает реакции страха — и это объясняет, почему стены халфпайпов и рамп становятся все выше и выше. За последние десятилетия нейрофизиологи заметно продвинулись в своем знании нейрохимии мозга. Одним из наиболее изученных является вездесущий нейромедиатор дофамин — так называемый гормон счастья. Оказывается, нейроны выбрасывают дофамин всякий раз, когда организму удается спастись от смертельной опасности, и благодаря ему человек переживает эйфорию, всеохватывающее счастье и вообще испытывает оптимизм. «Дофамин играет важную роль в системах поощрения и мотивации головного мозга, и высокий уровень этого нейромедиатора способствует возникновению чувства благополучия. Следовательно, можно сделать вывод, что краткосрочное переживание страха и его преодоление может вести к долгосрочным положительным психологическим эффектам».

Исаксен считает, что преодоление опасностей в этих видах спорта сродни выживанию после тяжелой болезни или несчастного случая. Такие переживания могут вести к внутреннему перерождению и даровать ощущение полноты жизни. Однако у выбросов дофамина, стимулируемых экстремальными ощущениями, имеется и обратная сторона. Это вещество вызывает своего рода привыкание. «Мозгу в общем-то все равно, что вызывает приток дофамина — состояние влюбленности или банджи-джампинг. Для него неважно, насколько рискованна эта деятельность, — главное, чтобы она приводила к выработке нервных сигналов, активизирующих внутреннюю систему вознаграждения мозга».