Мы скептически относимся к предрассудкам, а между тем сами верим в приметы. Наши собственные суеверия, как бы ни смеялись над ними друзья, кажутся нам самим вполне правдоподобными.

Не знаю, более ли суеверны охотники по сравнению с прочими, но знаю, что они очень серьезно относятся к приметам. Один из моих друзей берет с собой всегда пять патронов — не больше и не меньше, отправляясь на зверовую охоту, а другой — семь патронов. Еще один (он был лучшим зверовым охотником в Северной Индии) никогда не начинал зимнего охотничьего сезона, не поймав махсира. Мои приметы связаны со змеями. При охоте за людоедом я глубоко убежден, что все мои усилия будут напрасны, если я сначала не убью змеи.

Мне как-то пришлось в самые жаркие дни мая в поисках весьма осторожного тигра-людоеда с утра до ночи то подниматься, то спускаться по невероятно крутым горам, то пробираться через густые колючие заросли, отчего на моих руках и коленях оставалась масса болезненных царапин. На пятнадцатый вечер я усталый как никогда возвращался в двухкомнатную лесную сторожку, в которой остановился, и встретил долгожданную депутацию крестьян, ожидавших меня с новостью, что в этот день людоед был замечен в окрестностях их деревни. Было слишком поздно, чтобы предпринять что-либо в эту ночь. Депутация была поэтому снабжена фонарями и отправлена домой со строжайшими инструкциями, чтобы никто не выходил из деревни завтра.

Деревня помещалась на самом конце гребня, на котором находилась и сторожка. Вследствие своего уединенного положения среди густых лесов она больше других в уезде пострадала от нападения тигра.

Следующим утром я обошел деревню кругом и сделал больше половины второго круга примерно в четверти мили ниже первого, перебрался через труднодоступную шиферную скалу и подошел к небольшой промоине, покрытой дождевым потоком в крутом обрыве горы. Беглый взгляд на промоину убедил меня, что тигра здесь не было. Потом мое внимание привлекло какое-то движение приблизительно в двадцати пяти ярдах впереди. Там была небольшая лужа и возле нее змея: она, по-видимому, утоляла жажду. Когда змеиная голова поднялась на два или три фута от земли, а шея раздулась, я понял, что это кобра. Обращенное ко мне горло было оранжево-красным или золотисто-желтым. Оливково-зеленая спина была украшена перевязями цвета слоновой кости, а хвостовой конец змеи в четыре фута длиной был блестяще черным с белыми поперечными полосами. В длину змея имела тринадцать — четырнадцать футов.

О том, как агрессивны потревоженные очковые змеи, об их быстроте движений существует много рассказов. Если бы змея могла напасть, двигаясь вверх или вниз по склону, я находился бы в невыгодном положении, но нас отделяла гладкая шиферная скала, и я чувствовал, что могу взять верх. Выстрел по раздувшейся с небольшую тарелку шее мог бы покончить с напряженностью положения, но в моих руках был крупнокалиберный штуцер, и я не хотел, чтобы тигр, появившийся наконец после многих дней осторожного утомительного выслеживания, был потревожен. После казавшейся бесконечно долгой минуты — единственным движением змеи при этом было вытягивание и втягивание языка — кобра убрала ошейник, опустила голову, повернулась и поползла вверх в противоположную сторону.

Не спуская с нее глаз, я схватил камень, уместившийся в моей ладони так удобно, как шар для крокета. Змея только что выползла на крутой глинистый гребень, как камень, брошенный мной со всей силой, ударил ее по затылку. Такой удар, казалось, убил бы любую змею, но единственным и очень тревожным результатом было то, что кобра свернулась кольцом и потом бросилась прямо ко мне. Второй и больший камень, к счастью, угодил ей в шею как раз тогда, когда она покрыла половину отделявшего нас пространства. Дальнейшее уже не представляло трудностей. С чувством большого удовлетворения я закончил свой второй обход вокруг деревни, и хотя он был таким же безуспешным, как первый, я был ободрен тем, что убил змею. Только теперь, в первый раз за много дней, у меня появилось предчувствие, что мои поиски тигра приведут к успешному результату.

На следующий день я опять обследовал лес, окружавший деревню, и под вечер нашел свежие отпечатки лап тигра на окраине вспаханного поля, расположенного выше деревни. Жители деревни были крайне встревожены. Распрощавшись с ними и дав обещание прийти рано утром, я отправился в одиночку по четырехмильной дороге в лесную сторожку.

Хождение по лесу или по заброшенным дорогам в местности, где действует людоед, может быть безопасным только при чрезвычайной осмотрительности и при условии соблюдения ряда правил. Лишь после того как охотник сам был неоднократно объектом охоты, чувства его приобретают необходимую остроту и он усваивает правила, нарушение которых может предоставить тигру легкую добычу.

Читатель может спросить: «Зачем же ходить в одиночку?» Ведь есть же, вероятно, люди, с которыми можно пойти на охоту. На этот естественный вопрос я отвечу так: во-первых, в компании всегда может появиться удивительная неосторожность в надежде на спутников и, во-вторых, при встрече с тигром больше шансов на успех, если охотник один.

На следующее утро меня встретила взволнованная толпа, и, когда наконец она несколько успокоилась, я узнал новость, что этой ночью в деревне был убит буйвол. Пронеся добычу некоторое расстояние вдоль гребня, тигр стащил ее в узкую, глубокую и сильно поросшую лесом долину на северной стороне горы.

Тщательная разведка с высокой скалы убедила меня, что спуститься вниз по крутому склону в том направлении, в каком тигр унес добычу, было невозможно. Единственно, что следовало предпринять, — это большой обход с тем, чтобы выйти в долину у ее нижнего конца и затем уже подняться вверх до места, где по моему предположению лежала добыча тигра.

Этот маневр был выполнен удачно, и к полудню я достиг намеченного места. Долина здесь была ровной на протяжении нескольких сотен ярдов, а затем круто поднималась на триста ярдов направлением к гребню. На верхнем конце этого ровного участка я надеялся найти убитого буйвола, а при удаче и тигра. Долгий и трудный подъем вверх по долине среди густых колючих кустарников и карликового бамбука заставил меня обливаться потом. Начинать с мокрыми руками охоту, при которой каждую минуту могла возникнуть необходимость быстрой стрельбы, было неразумно, и я присел на землю передохнуть и закурить.

Лежавшая передо мной местность была покрыта большими россыпями камней, среди которых извивался узкий ручей, образующий местами кристально прозрачные разливы. На мне была обувь с очень тонкими резиновыми подошвами, идеальными для ходьбы по осыпям.

Передохнув, я начал осторожно подходить к намеченной цели в надежде застать тигра спящим у добычи. Пройдя три четверти пути, я увидел буйвола под заросшим папоротниками обрывом, примерно в двадцати пяти ярдах от места крутого подъема склона горы к гребню. Тигра не было видно. С большими предосторожностями я достиг места, где лежала добыча, занял позицию на гладком камне и стал тщательно осматривать местность, находящуюся в поле зрения.