Юра обнял меня.

– Вилка! Не ври! Ты смущена, потому что не знаешь, как реагировать на мою затею с «Декамероном». Желание воплощать эротические фантазии у тебя равно нулю. Я идиот, послушал приятеля и не подумал о твоих особенностях. Ты не как все, талантливая, очень эмоциональная, но, уж прости, не особенно страстная женщина.

– Что ты! – возразила я. – Обожаю секс!

Шумаков расхохотался:

– Не лги! Я люблю тебя такой, какая ты есть. Что же касаемо интима, то тут ответственность лежит на мужчине. Я делал что-то не так, но какие наши годы, я исправлюсь. Буду более внимателен, стану покупать подарки, говорить ласковые слова.

– Не надо, – быстро проговорила я, – меня все устраивает.

– Ага, – кивнул Юра, – тогда поехали выполнять просьбу твоей знакомой.

Я обрадовалась:

– Давай поторопимся.

Шумаков обнял меня.

– Ты не любительница сексуальных игр, а смесь Шерлока Холмса, Эркюля Пуаро и комиссара Мегрэ.

– Они мужчины, – надулась я.

– Добавить в эту компанию мисс Марпл? – улыбнулся Юра.

– Она старая! – возмутилась я.

– На вас, мадам, не угодишь, – вздохнул Юра, – сплошные капризы! Давай зови местного кудесника, пусть добудет «халве его желудка и розе уст» наемный экипаж.

Не успела я нажать на звонок, как Аладдин материализоваться на пороге.

– Чего изволите, персик моих глаз?

– Такси, – приказала я, – немедленно!

– Уже все? – расстроился джинн.

– Мы еще вернемся, – заверил Юра.

Я вспомнила армию мышей, с аппетитом пожиравших выдавленные на меня взбитые сливки, и вздрогнула. Ну уж нет, больше никакой камасутры с грызунами! Меня вполне устраивает безмятежный буржуазный секс в тихой спальне. Джинн ринулся добывать машину, я оделась, и мы вышли на улицу.

В такси Бургштайна есть особенности, которых нет у московских машин с шашечками. Во-первых, водители не разрешают никому устраиваться на переднем сиденье. А если все же приходится занять место около шофера – допустим, он берет компанию из четырех человек, – тогда нужно доплачивать за того, кто устроился рядом с водителем. И второе. Если вы хотите побеседовать со своим спутником с глазу на глаз, поднимите стекло, отделяющее заднюю часть салона, и тогда водитель не будет свидетелем вашего разговора. Я немедленно воспользовалась этой услугой и рассказала Юре о Нуди, смерти Роберта и обо всем, что случилось за последнее время.

Шумаков вздыхал, тер ладонью затылок и изредка восклицал:

– Ага! Ну да! Интересно!

Бургштайн не Москва, три часа на поездку из одного конца города в другой вы не потратите, к тому же ночью нет пробок. Последние слова я договаривала уже в тот момент, когда мы пешком подходили к сооружению, на мой взгляд, смахивающему на небольшую сторожку.

– Типичная дачка, которую сдают москвичам на лето, – резюмировал Юра, – три окошка, дверь и сортир в огороде. Я думал, гении живут в других условиях.

– Полагаю, в Бургштайне нет зеленых будок над выгребными ямами, – улыбнулась я, – и очень талантливые люди, как правило, не обращают внимания на размер своего жилья. Вот только сомневаюсь, что Анатолий великий математик. Где его научные труды? Доклады? Ученики, студенты, аспиранты? Он просто хорошо устроился, живет за счет Раисы и вместо того, чтобы холить и лелеять жену, постоянно орет на нее и распускает руки. Ну почему некоторые женщины позволяют так к себе относиться?

– Любовь! – вздохнул Юра. – Она, как известно, зла, полюбишь и козла.

Я предпочла не комментировать последнее замечание Шумакова, пошарила под ступеньками крыльца, вытащила ключ и открыла дверь. Она легко поддалась, мы сразу вошли в крохотную, очень холодную кухоньку. Юра щелкнул выключателем, под потолком вспыхнула лампа.

– Свет есть!

– Раечка говорила, что электричество отключено, – протянула я, – о, фонарик! Лежит прямо под рукой, на столике.

Юра огляделся.

– А кухонька-то размером с сигаретную пачку.

– Я считала, что меньше наших пищеблоков в хрущевках не бывает, – сказала я, – сколько тут метров?

– Три? – неуверенно предположил Шумаков. – Четыре?

– Странная архитектура, – продолжала я удивляться, – прямо с улицы оказываешься у плиты. А где прихожая?

– Ее нет, – констатировал Шумаков.

– Приходится идти внутрь, не сняв верхней одежды и обуви? – не успокаивалась я.

– Получается так, – протянул Юрас, – давай заглянем в комнаты. Слушай, в доме повернуться негде.

Я кое-как впихнулась вслед за Шумаковым в пеналообразное помещение и воскликнула:

– Спальня Раскольникова![9]Представляю, как они тут уживались. На что угодно спорю, Рая имела свой уголок на кухне под столом, а Толя возлежал в спальне на кровати, сидел в кабинете и понукал несчастную: «Живо неси чай!»

Юра сделал шаг в сторону и приоткрыл такую узкую дверь, что даже я протиснулась в нее боком.

– Вот так конструкция! Толчок, а над ним душ! Как мыться?

Я увидела на полу кусочек пластыря с бурым пятном. Похоже, кто-то хотел бросить его в унитаз, но промахнулся. Моя жалость к Раисе выросла выше горы Эверест.

– Не знаю! Но как-то они совершали водные процедуры!

– Анатолия тут нет, – подытожил Юра.

– Может, мы его не заметили? – вздохнула я. – Надо еще раз оглядеться.

– Действительно! Мы не заглянули в кухонный шкафчик, – с абсолютно серьезным видом подхватил Юра, – вдруг он там лежит на полке! Вилка, в этой мышеловке негде спрятаться, тут даже шкафа нет! Не представляю, где Раиса держала вещи!

– Она упоминала про любовь Анатолия к прогулкам по берегу реки, – вспомнила я, – пошли, вдруг он сидит на лавочке!

Юра погладил меня по голове.

– Отличная идея! Я знаком с разными людьми, но все они сходятся в одном: обожают промозглой декабрьской ночью куковать на улице около пруда или озера. Едва пробьет Золушкин час, как все выпрыгивают из теплых постелей!

– Звучит глупо, – согласилась я, – но Анатолия нельзя назвать нормальным человеком. Давай обследуем берег!

– Ладно, – неохотно согласился Юра, – двигаем!

Узкая, извилистая тропинка привела нас на небольшую площадку.

– Хорошо, что в домике нашелся фонарь, – констатировал Шумаков, направляя широкий сноп света на покосившуюся скамейку. – Ну, убедилась? Никого!

– Никого, – эхом повторила я и вздрогнула. – Ну-ка, поверни фонарь чуть левее!