Я набрала полную грудь воздуха и гаркнула:

– Геен вир шпацирен?[8]

Незваная гостья издала странный, похожий на пощелкивание звук, потом повернула морду к краю постели и сделала совершенно человеческий жест, помахав одной лапкой. Мы так приветствуем в толпе знакомого. Я глянула в ту же сторону и чуть не потеряла сознание. По простыне карабкалось много серых комков. Моя уже знакомая хвостатая гостья была исполнена родственных чувств: обнаружив в номере гостиницы даму, покрытую взбитыми сливками, она пригласила полакомиться всех членов своей многочисленной семьи.

– Мама! – заорала я, швыряя в наступающую армию подушкой. – Ой, мамочка!

Дверь в ванную распахнулась, на пороге в облаке пара появился страшно довольный, розовый после купания Юра.

– Ну? – игриво спросил он. – Где мой тортик? Эй, что с тобой?

– Неужели не видишь? – чуть не зарыдала я. – Мыши!

– Где? – подпрыгнул Шумаков.

– На кровати, – простонала я, – они жрут наши сливки.

Юра быстро шмыгнул в ванную и закрыл дверь. Меня охватило негодование.

– Ты куда?

– Сейчас выйду, – сдавленно ответил Юра, – а ты пока позови Аладдина, он обязан прогнать эту мерзость!

– Но я голая! – справедливо возразила я.

– Набрось пеньюар, – донеслось из санузла.

– Ты боишься полевок? – осенило меня.

– Нет, – быстро соврал Юра, – я не испугаюсь даже разъяренного носорога, просто никак не могу найти одежду.

Я стала спихивать ногами мышей на пол. Они возмущались, гневно пищали и залезали обратно. С одной стороны, я их отлично понимала, мне тоже не очень понравится, если кто-то оттолкнет меня от вкусного торта, с другой – я не собиралась служить кормушкой для отвязных домовых паразитов.

– Почему ты не зовешь чертового Аладдина? – крикнул Шумаков.

Я схватила со спинки кровати скользкий халат, набросила на липкие плечи и нажала на звонок.

– О повелительница моей… – затянул волшебник, влетая в номер.

Закончить фразу Аладдин не смог, на секунду он примолк, потом обморочным голосом произнес:

– Кто это?

– Не видишь? – ехидно спросила я, стряхивая очередную партию мышей на ковер. – Милые крошки! Теперь я, наконец, поняла, почему этот номер называется «Восточный зоопарк»! Немедленно убери их!

– Дорогая, сейчас приду к тебе на помощь, – загудел из ванной Шумаков, – через пару минут!

– Ванда, Ванда! – завизжал Аладдин и выбежал из номера.

Я горько вздохнула. Послушать мужчин, так все они Джеймсы Бонды и охотники на диких слонов. Вот только разъяренные африканские животные не бродят по улицам Москвы или Бургштайна. Мы не столкнемся с носорогом на Тверской, у Шумакова не будет возможности продемонстрировать свое умение владеть копьем. Остается лишь верить ему на слово и полагать, что он непременно затопчет гиппопотама, который ринется на госпожу Тараканову около Центрального телеграфа. Но сейчас мы имеем вполне конкретных мышей, и где мой рыцарь без страха и упрека? Забился в санузел, делая вид, что ищет халат! Да за то время, что он торчит у рукомойника, можно успеть сшить новый!

Вот так живешь с мужчиной, полагаешь, что хорошо его изучила, а он начинает совершать удивительные поступки! Летит на одну ночь в другую страну, делает красивый, романтический жест и… удирает прочь, оставив объект своего обожания на растерзание полевкам!

Дверь номера распахнулась без стука, в комнату вплыла женщина лет сорока, под мышкой она несла жирного кота.

– Вы уж простите, но эти мыши! – воскликнула она. – Они зимой, в особенности в декабре, всегда лезут в отель. Ваш номер расположен на первом этаже, поэтому грызуны его и атакуют. В следующий раз просите комнату повыше.

– Непременно, – пробормотала я, глядя, как котяра апатично зевает. Что-то не похож он на грозного охотника.

Тетка шлепнула мурлыку на ковер.

– Мартин, проснись!

– Мр-р-р, – лениво протянул родственник тигра.

Мыши кинулись врассыпную.

– Надеюсь, они не вернутся! – обрадовалась я.

Администратор подняла Мартина, который успел мирно задремать на паласе.

– Хотите совет? Не пользуйтесь ни сливками, ни печеньем, ни шоколадом. Полевок привлекает запах еды. Лучше закажите костюм из латекса или обсыпьтесь розовыми лепестками.

– О моя повелительница, – заканючил из коридора Аладдин, – я готов исполнить любое твое желание!

– Исчезни! – приказала я. – Трус!

Из ванной выглянул Юра. В руках он держал мочалку на длинной ручке.

– Где эти гады? – сурово осведомился он. – Я им сейчас покажу!

Мне стало смешно:

– Дорогой, с грызунами справился Мартин. Впрочем, ему не пришлось ничего делать, наглые гости испугались одного вида меланхоличного котяры.

– Я никак не мог найти халат, – оправдывался Юра, – его спрятали в дальний шкаф, запихнули фиг знает куда!

– Вовсе нет, – заспорил из-за двери, опасаясь войти в номер, Аладдин, – он всегда на стене висит, сбоку от джакузи, прямо на глазах.

И тут у меня совершенно неожиданно зазвонил телефон. Кто может беспокоить человека за полночь? Если мобильный оживает в это время в Москве, жди беды. Правда, сейчас на дисплее высветился номер Бургштайна, но мне все равно стало не по себе.

– Алло? – хрипло сказала я.

– Вилочка, – зашептали из трубки, – я не успела с тобой побеседовать.

– Кто это? – спросила я, наблюдая краем глаза, как горничная с котом покидают номер.

– Раиса, – ответили из телефона, – ты меня не узнала?

– Будешь богатой, – по привычке сказала я и насторожилась, – что-то случилось?

– Анатолий пропал, ты сама сказала, – залепетала Раечка. – Он испугался за мое здоровье и убежал!

– Нелогично получается. Если волнуешься о жене, нужно остаться, чтобы ей помочь, – не удержалась я от ядовитого замечания.

– Ты не понимаешь, – начала защищать супруга Рая, – у Толечки крайне нервная душевная организация. Он безумно страдает, если я заболеваю. Муж не может видеть кровь, панически боится чужого обморока. То есть он с такой силой сопереживает вам, что вынужден быстро удалиться. Иначе сам лишится чувств.

– Понятно, – пробормотала я, – вот бедняга! Его стоит пожалеть!

– Умоляю! – зашептала Раиса. – Я тут сижу взаперти. В клинике тюремные порядки! Медсестры блокируют двери в коридор, выйти нет ни малейшей возможности! К сожалению, я не обзавелась добрыми подругами, к которым могу обратиться с деликатной просьбой. Вся надежда на тебя. Извини за беспокойство, но, правда, никого больше у меня нет.