первым и последним предложением, но совершенно не согласна со вторым. И не уговаривай меня, я не изменю решения. Или выбирай другую кандидатуру.

Конечно, мои слова его не остановили. В ближайший час я проверила на себе всю силу его красноречия, все способности к убеждению и даже не совсем честные приёмы, но чудом устояла. Эта схватка полностью вымотала нас обоих, а Артёма ещё и разозлила.

Отправляясь спать, он грозно пообещал, что не собирается отступать и продолжит разговор на следующий день. Стало ясно, что просто так его не уговорить. А значит, придётся изобрести какой-нибудь способ обезопасить себя, не уезжая далеко. Несмотря на усталость, заснуть мне не удалось, и полночи я потратила на раздумья. А под утро меня осенило.

Глава 25

Итак, моё расследование подошло к концу. Свидетели опрошены, документы и экспертизы изучены. Дело можно направлять в суд. Этим самым судом – судом присяжных – я назначила сама себя. Выделила целый день и провела настоящее заседание. Попеременно переключаясь то в позицию обвинителя, то в защитника, озвучивала показания, задавала вопросы и отвечала на них. Проводила прения сторон и рассматривала факты и улики. А потом удалилась на совещание с собой и своей совестью. И, почти не колеблясь, вынесла вердикт – Колесников виновен!

Теперь нужно было назначить наказание. Эта часть процесса вызвала у меня затруднение. Ведь приговор должен быть таким, чтобы я смогла привести его в исполнение. А в этом мои возможности были сильно ограничены. Я способна противопоставить Колесникову и его внушительным связям только саму себя.

В конце концов я придумала. Этот человек разрушил мою жизнь, значит я разрушу его! Уничтожу всё, что имеет для него значение. Нет, я не буду его убивать – пусть он видит вокруг себя только руины и мучается как можно дольше. А для начала надо точно выяснить, что ему по-настоящему дорого.

И я вплотную занялась Владимиром Колесниковым. К этому времени мой враг уже оставил политические амбиции и сосредоточился исключительно на бизнесе. Я тщательно изучала любые интервью с ним, архивы передач и радиоэфиров. И собирала в копилку всё, чем он гордился, о чём отзывался как о важном и значимом для себя.

Постепенно у меня сложился чёткий список. Первое и любимое детище – типография. Второе – семейное гнездо – загородный коттедж. Третье – верная соратница и подруга – жена. Четвёртое – имя, репутация. А вот о сыне он упоминал очень редко. Зато газеты со смаком обсасывали очередные сплетни о приключениях «золотого» мальчика. Просмотрев их, я сделала вывод, что разбираться с младшим Колесниковым не имеет смысла – тот сам упорно и последовательно разрушал всё вокруг себя.

Определив цель, я стала разрабатывать конкретные шаги для её достижения. Решила, что прежде всего нужно войти в близкое окружение своего врага и начать подрывную деятельность изнутри. Проще всего это было сделать через работу, то есть, устроиться в типографию. Впереди у меня оставался последний курс института, и времени для подготовки было достаточно.

Я активно взялась за осуществление своих планов, ощущая радостное возбуждение от того, что моя цель приближается с каждым днём. А через несколько месяцев неожиданно всё рухнуло – Владимир Колесников умер от инфаркта. Прочитав об этом в газетах, на мгновение я почувствовала, будто земля уходит из под ног, а из груди словно выкачали весь воздух. Я никак не могла поверить, что в долю секунды лишилась всего, что было целью моей жизни. Её оправданием, главным и основным смыслом!

Удар оказался слишком сильным, и я не смогла справиться с ним. Мне всё стало безразлично – я забросила учёбу, отказывалась следить за собой, почти перестала есть. Лежала в своей комнате на диване, уставившись в потолок, и молчала.

Моё поведение так сильно отличалось от привычного, что привело в ужас приёмных родителей. Сначала они просто пытались со мной поговорить. Потом попробовали вытянуть меня к специалистам, а когда не получилось – приглашали психологов к нам домой. Я продолжала молчать, и единственное, что узнали родители от докторов – у меня жесточайшая депрессия. Это и я могла бы сказать, если бы захотела разговаривать.

Принимать любые таблетки или помощь я отказывалась, и в отчаянных призывах матери и отца всё чаще стали проскальзывать слова о принудительном лечении. Вот здесь я задумалась. Вспомнила детский дом, представила смирительную рубашку, закрытую палату и вздрогнула. Нет, только не это! Лучше закончить всё самой, быстро и безболезненно.

Чтобы выиграть время и сохранить свободу, пришлось встать с дивана и для начала объясниться с родителями. Не утруждая себя, я озвучила первое, что пришло в голову: всё, что со мной происходит – последствия неудачной влюблённости. Пообещала взять себя в руки и справиться с ситуацией. Уж я-то знала, что надо говорить, чтобы их успокоить. И действительно, меня сразу же оставили в покое, просто окружили ещё большей любовью и заботой.

Я сообщила родителям, что вернулась в институт, а на самом деле бездумно бродила по городу, придумывая простой и лёгкий способ ухода из жизни. Вот только голова отказывалась работать. Я часто выпадала из реальности и обнаруживала себя в неожиданных местах, совершенно не помня, как туда попала.

Так однажды вечером я вышла из забытья и поняла, что стою на набережной, опершись на парапет и глядя вниз, на покрытую легкой рябью реку. И тут почувствовала – не надо больше ничего искать. Это то, что мне нужно. И пусть я прекрасно умею плавать, холодная вода не оставит мне шансов, даже если инстинкт самосохранения включится сам в последний момент.

Сердце забилось быстрее в предвкушении близкого освобождения. Я оглянулась по сторонам, желая убедиться в отсутствии свидетелей. Вдруг среди них найдётся сумасшедший, что возомнит себя героем и кинется в ледяную реку. Но в этот мрачный осенний вечер набережная была пустынной. Я улыбнулась и повернулась к реке.

И тут же за спиной раздался противный визг тормозов. Затем звук открываемой двери и возмущённый женский голос:

– Ну ты и сволочь! Вот здесь меня и оставишь? Ночью?

– Лера, ты мне надоела! – насмешливо ответил мужчина. – Вот уж за тебя я точно не беспокоюсь. Ты из тех, кто нигде не пропадут.

– Артём, послушай! Ну зачем тебе эта дурацкая типография? Очередная игрушка? Не наигрался ещё?

– С тобой я это обсуждать не собираюсь, вряд ли ты поймёшь. Просто прими к сведению: решение я уже принял и ни в какой Лондон не поеду. Найди себе другого спутника.

– Какого ещё другого? Я тебя люблю! А тебе, похоже, плевать!

– Не выдумывай, ты не знаешь, что такое любовь. Ну если только к себе.

– Это ты не