Загорелые стюардессы снова подают нам закуску. Сначала главное блюдо — что-то вроде пасты, а затем желающим предлагают хлеб из корзинки. Я беру кусочек хлеба, но не могу себя заставить съесть. Может быть, виноваты одолевшие меня сомнения по поводу исхода экспедиции, но я испытываю робость и малодушие. Я цепляюсь за этот ломтик хлеба. Вот мы и подружились! Я внушаю себе, что это живое существо, миленький зайчишка или белочка, и покачиваю его из стороны в сторону, как будто он идет ножками. Затем я сажаю его себе на плечо и даю посмотреть в окошко. Но не успела наша дружба зародиться, как стюардесса убрала еду вместе с моим дружком. Стоило мне на секунду отвлечься, и кусочек хлеба исчез. Мой лучший друг! Был и нету. Это не укладывается в голове.

Дрожащие, мы стоим и курим на аэродроме Раротонги, одного из островов Кука, временная разница в одиннадцать часов ощутимо сказывается на самочувствии, зато вокруг шеи у нас надеты гирлянды белых орхидей или как там еще называются эти цветы. В этой стране не разрешается разбивать палатки, поэтому я боялся, как бы таможня не завернула нас тут же обратно, обнаружив, что наши ящики битком набиты экспедиционным оборудованием. Мы объяснили, что везем подарки, и таможенники приняли это заявление благосклонно. Должно быть, решили, что подарки — это хорошо. Нас пропустили. И вот мы здесь. На Раротонге. Маленьком островке с одетыми зеленью скальными образованиями, по ним там и сям разбросаны пальмы. Небо затянуто тучами, накрапывает дождик. Жарко, но не так чтоб слишком. Реактивный авиалайнер, похоже, самое крупное сооружение на острове. Время — шесть утра.

Улыбающийся мужчина, которого, как нам сперва послышалось, зовут Гаффельтрак, жмет нам по очереди руку и поздравляет с приездом. Они с женой — хозяева пансионата, где мы будем жить. Услышав его имя, Ингве вздрогнул от неожиданности и даже переспросил, правильно ли он понял, что хозяина зовут Гаффельтрак. Оказалось, нет. Зовут его Коффери. Ингве восхитился: какое красивое и экзотическое имя — в нем смешались кофе и эвритмия, и тут же спросил, нельзя ли все-таки называть его Гаффельтраком. Дружелюбное выражение Коффери сменяется ледяным, и он окидывает Ингве злобным взглядом: еще чего вздумали! Либо называйте меня Коффери, либо подыщите себе другой пансионат. О! Здесь живет гордый народ, не склоняющий головы! С ним шутки плохи!

Мы погружаем багаж в пикап Коффери и отправляемся к пансионату. С левой стороны — море. Вдоль дороги стоят маленькие домики, с огородами, курами; ездят мопеды, изредка попадается автомобиль. Люди в большинстве еще не проснулись. Коффери объясняет, что на Раротонге сегодня воскресенье, а его жена, между прочим, немка («She is German of course»[24]— сообщает он, не уточняя, почему сие обстоятельство само собой разумеется).

Сидим сонные на крытой террасе самого большого из всех бунгало, по которым нас расселили. Эвен отправился по кокосы и минут через пять-шесть возвращается с добычей. Он сияет от счастья — такая экзотика! Он принимается рубить по ореху саамским ножом, чтобы расколоть скорлупу. Эвен орудует так непрофессионально, что со стороны страшно смотреть. По телевизору это выглядит иначе. Но вот орех вскрыт, и, сделав на пробу первый глоток прозрачной жидкости, Эвен пускает орех по кругу. Вкус сладковатый и молочный. Не так замечательно, чтобы хотелось пить это каждый день, но, в общем, вполне ничего. Заглядывает как бы мимоходом Коффери и говорит, чтобы мы не стеснялись и угощались фруктами и кокосами. Ешьте, мол, сколько хотите. Только с орехами надо поосторожнее. Они висят высоко и, когда падают, стукают очень весомо. Среди смертей от несчастного случая удар кокоса по голове здесь относится к числу самых распространенных. А пальмы нависают почти над всеми дорогами, так что прогуливаться по ним довольно-таки опасно.

В саду при доме растут папайи, манго, киви и лайм. Достаточно протянуть руку. Итак, не успели мы сойти с самолета, как уже полным ходом привыкаем к укладу жизни, основанному на охоте и собирательстве. Сплошной О-цикл! (Эрленд работает очень хорошо. Позитивное отношение и самостоятельность в решении проблем. Проявляет интерес и активен на уроках.)

География: острова Кука представляют собой архипелаг из пятнадцати островов, разбросанных на пространстве в два миллиона квадратных километров. Для сравнения: Норвегия и остров Ян-Майен занимают всего лишь 386 958 квадратных километров, включая Свальбард.

Главный остров — Раротонга. На нем проживает десять тысяч человек из восемнадцатитысячного населения островов Кука. Столица, в которой мы сейчас находимся, называется Аваруа и занимает площадь, равную нескольким футбольным стадионам. Здесь есть магазины, и бары, и кинотеатры, и все прочее. Архипелаг расположен в трех тысячах километров к северо-западу от Новой Зеландии, к югу от экватора, но севернее Южного тропика. Климат тропический, то есть жара адская и влажно, через неопределенные промежутки времени на острова налетают разрушительные ураганы. Население — сплошь из полинезийцев, они близко родственны новозеландскому народу маори. Первый контакт населения с европейцами относится к 1789 году (дата чем-то знакомая), когда заявился один из мятежников с Баунти, произведя большой переполох. До этого на самом северном острове успели поживиться испанцы, а капитан Кук исследовал южные острова и, понятное дело, назвал их в честь самого себя. Позднее, в XIX веке, на архипелаг ринулся боевой отряд миссионеров, они завезли на острова учение Христа и ряд европейских болезней, причинивших местному населению много неприятностей, прежде чем их удалось победить. Дальние отзвуки того визита до сих пор напоминают о себе в виде англоязычно звучащих имен, непомерного усердия в посещении церкви, а как следствие — благочестия, пугливого взгляда и привычки подавлять свои чувства.

Удобно расположившись на террасе, мы с Эвеном бездельничаем. Мы вымотаны жарой и перелетом. Неплохо было бы чуток поспать, но не получается. Меня охватила непобедимая вялость. Мы еще не знаем, что это ощущение непрестанно будет сопровождать нас на протяжении всей экспедиции. То, что сейчас, — еще цветочки, предварительный намек на то, что нас ждет впереди. Но мы этого еще не знаем.

После долгих разговоров: идти — не идти, мы лениво поднимаемся, выходим на воскресную улицу и, купив гроздь бананов, тащим ее вдвоем, ухватившись с двух сторон, домой, все время поглядывая на пальмы и передвигаясь зигзагами во избежание потенциальной опасности от падающих орехов. Мы чувствуем себя так, словно попали под перекрестный огонь и на каждом шагу рискуем жизнью. А поскольку мы не вооружены, нам нечем отстреливаться. Мы совсем беззащитны. Идем, два жалких туриста, отданные на произвол и посмешище падающих орехов и местного населения, которое, кстати, в этот час катит на мопедах в церковь.

Руар встречает нас сидя на террасе с банкой пива. У него утомленный вид, и он никак не может решить: прихлопнуть ли ему муху или лучше не беспокоиться?

Выходит Мартин с заспанными глазами. Ему, говорит, приснился тревожный сон. Кажется, во сне его мучили угрызения совести из-за того, что он недостаточно ходил на лыжах. Он любит лыжи, но ему всегда кажется, что он ходил слишком мало. В Норвегии давление общественного мнения принимает чудовищные размеры в том, что касается лыжного спорта. Если ты нечасто ходишь на лыжах, тебе вообще нечем похвастаться. И вот теперь здесь, где царит тропическая жара, а снега нет и в помине, подсознание улучило удобный момент, чтобы переработать эмоции. Во сне Мартин видел себя стоящим у подножия горы Мёрдарбаккен в Фалуне, на трехмильных гонках, которые ежегодно проводятся в рамках Шведских лыжных игр. Снег был липкий, и вообще все хуже некуда. Мартин еле полз, хотя выкладывался изо всех сил. То и дело его обгоняли другие лыжники, а когда он наконец-то взобрался на вершину, то увидел там в полном сборе всю элиту лыжных гонок на длинные дистанции. Они безжалостно потешались над ним и грозились убить. Дэли, Мюллюле, Альсгор, Прокуроров (Проккен), Вальбуса и другие, кого Мартин с ходу не узнал, хотели его убить. Мартин повернул назад, чтобы съехать вниз, но Мёрдарбаккен вдруг перевернулась и оказалось, что путь Мартина опять лежит в гору, а элита лыжных гонок на длинные дистанции приблизилась, и Мюллюле заорал: «Мы тебя убьем!» И тут Мартин проснулся. Он сказал, что очень разочарован. Никогда бы не подумал такого об элите стайерских гонок. Такие солидные, хорошие люди, как гонщики на длинные дистанции, оказались заурядными убийцами. Вот как можно иногда ошибаться! И особенно его разочаровал Мюллюле. Он всегда казался Мартину таким симпатягой. А тут выдал себя во всей красе. Нет, спорт высоких достижений — грязное дело!