Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Последние два слова практически шепчу и тут же заливаюсь алым со стыда. Сотню раз прокручивала в мыслях рассказ Айхана и не верила, однако теперь ситуация изменилась. Я в растерянности и, скорее всего, хоть к черту лысому отправилась на кулички, лишь бы сохранить нас с дочкой в целости от хищных лап брата. От возмездия Эмина.
— Есть такая. Правда, людей там почти не осталось, старики да старухи на двадцать домов.
Он отвечает абсолютно спокойно, но это спокойствие словно бьет под дых. До мурашек. А если брат не соврал? Быть не может, то, что он говорил — бред! Хитрожопый Айхан все заранее спланировал и перепроверил информацию для легенды.
— А где она находится?
— Ее нет ни на одной карте, но я там бывал однажды. Четыре часа езды отсюда. И чапать с остановки еще километра полтора. Говорю же, глухомань!
— Подкинете?
Я запоминаю дорогу и стараюсь бдеть в оба глаза. Скучный пейзаж однотипных деревьев и автомобилей немного притомляет.
— Няня, пить…
Бормочет малышка, и я тянусь в сумку за бутылочкой с водой. Сердце кровью обливалось в стенах дома брата, ведь Айхан строго-настрого мне запретил упоминаться в роли матери. Теперь все изменится. Моя дочь прибавляет мне уверенности, чтобы двигаться вперед, а не завалиться в депрессию. Не представляю, как я раньше без нее жила?
Вдалеке у обочины вижу проржавевшую будку, больше похожую на собачью, а не на остановку для людей. Водитель притормаживает рядом и объявляет о пункте Новых Мошонок.
С дочерью на руках аккуратненько выхожу из грузовой машины. Верчусь и замечаю узенькую протоптанную дорожку. Ладно. Стискиваю зубы и вскидываю подбородок. Топаю по дорожке, что по обе стороны заросла сушняком.
Через минут пятнадцать мои руки устают держать Камиллу, но я не сдаюсь. Все вытерплю. Я иду и иду, в какой-то момент стала сомневаться, подумала, что заблудилась.
Ухмыляюсь, прищуриваюсь и замечаю железную таблицу с облупившейся краской. На ней сие название. Я приближаюсь к деревне, окруженной лесом и минимум цивилизации. Кто-нибудь бывал на самом краю света? Наверное, я нашла это место.
Ступаю по твердой земле вперемешку с глиной, вижу старые брусчатые избушки и покосившиеся заборы. Замечаю бабушку на лавке с клюкой. Странную, худую. С растрепанными волосами как у ведьмы.
— Где я могу найти Кабаниху?
Решаю следовать легенде Айхана, авось, и с названной родственницей познакомлюсь.
— Так померла Кабаниха, еще в прошлом году. А вы кто ей будете?
— Эм… племянница. — Вру и бровью не веду. — Дом? Я могу посмотреть ее дом?
— Пожалуйста, кому ж он теперь нужен. Заходи и живи. Он во-о-он там. На самом отшибе.
Пока топала к месту, насчитала восемь облагороженных избушек, один магазинчик, аптеку. Кажется, я точно попала в деревню-призрак. И население здесь соответствующее.
Надолго тут не задержусь, так, пережду смуту, а потом обязательно придумаю, что делать дальше.
С усилием толкаю почти сгнившую калитку, осторожно шагаю по бурьяну прямиком к лачуге. Хорошо, что сейчас в Якутии тепло, а то бы замучилась топить печку.
Дверь в дом поддается легко, я ступаю на скрипучую половицу и ощущаю вонь от сырости. Внутри пыльно и немного жутко. Такое чувство, будто я ворвалась на чужую территорию и вот-вот нас напугает приведение Кабанихи. Каждая вещица осталась на своем месте. Даже кружка на столе, будто владелица скоро вернется и допьет чай.
Я снимаю с себя свитер и расстилаю его на старом диване, усаживаю дочь сверху. Остаюсь в футболке. Трясу усталыми руками, придется осваиваться и навести порядок. Скромная пошарканная мебель и личные вещи наводят некую тоску и совсем не добавляют уюта.
Но я должна быть сильной, потому что выхода у меня другого нет.
Эмин.
— Гребаная якутская мошкара… — Шлепаю ладонью себя по лбу, перешагиваю тело, лежащее на земле. Предпочитаю не разглядывать, толку от них все равно нет. — Бивень, приберите здесь все. Оттащите жмуров с дороги и закидайте ветками.
— Их было двое?
— Нет…
Я оборачиваюсь в сторону тайги, медленно иду в глубину метров на десять. Присаживаюсь, вижу свежие следы на опавшей хвое. Очерчиваю их пальцем по контуру. Тридцать шестой размер… Женщина. Судя по траектории, бежала напугано, спотыкалась, петляла.
Поднимаюсь на ноги и плавно двигаюсь дальше, замечаю подозрительный блеск среди сухих корневищ елей. Я нахожу маленькую сережку с прозрачным камнем. Я знаю ее владелицу.
С болью выдыхаю, поднося украшение к губам, крепко сжимаю в кулаке и разворачиваюсь обратно. Кажется, этот драгоценный металл еще фонит женщиной, что вдребезги уничтожила мое сердце.
— Бивень, оставь. Не нужно отбуксировать машину якутов, я сяду за руль.
— Но, командир?
— Возвращайтесь к Грому. Ему необходима подмога и, — не оборачиваясь, спешу к белоснежному Мерседес, — разнесите Хамаровых в щепки. Сукин кот Айхан достаточно попортил нам крови и всему населению в городе!
Открываю дверцу, падаю за руль. Все, кто прислуживают Якуту, по праву заслужили место в аду. Этим тварям по кодексу запрещено существовать среди людей. Они не люди, а звери.
Салон Мерседес пропитан страхом смерти и еле уловимым цветочным ароматом. Ни с чем его не перепутаю. На секунду закрываю глаза, пытаясь забыть восставший образ блондинки. С ангельским взглядом и душой колдуньи.
Поворачиваю ключ в замке зажигания, отъезжаю назад, смотрю по зеркалам, чтобы не раздавить своих.
Вскоре после исчезновения Айяны нашему лидеру прислали информацию о подозрительной активности на руднике Хамаровых. Слишком много народа стало собираться у скважины. Менялись лица. В Якутии были замечены авторитеты из других городов и стран, но претензий на алмазную жилу они не высказывали.
Странно, казалось, Айхан убит. Его сестрица, без царя в голове, не различающая дебета от кредита точно не возьмется за управление могущественной империей. А если и возьмется, прогорит через месяц как пить дать. Да и не было заказано билета на ее имя. Ведь документы мы ей сделали. Она просто испарилась вслед за братом.
Пес с ней, думал. Поебусь с другой, третей и пошлю Якутку авансом. Думал. Ебался, каждые выходные и в среду, и в пятницу. Но все не то…
Я выезжаю на трассу и жму педаль газа в пол.
Однако, девица крепко засела в моем сознании.
По собственному желанию я приказал распять себя цепями в бункере. Гром лично исцелял мою душу плетьми. Ударами силой присущей лишь Громову, сторонний боец не справился бы. Он рассекал мою кожу, уничтожал тело. Вместе с болью и пытками, выбивая мои чувства к Айяне. Единственную слабость, ставшую пожизненным уроком для меня.