– Это не про меня, Оль. Со мной не надо будет знакомиться заново. Да ты ж меня знаешь.

– А ты не спеши с утверждениями, не спеши. Я наблюдала в людях такие метаморфозы и знаю, как это происходит. У человека полностью меняются привычки, выражение лица, манеры, отношение к бывшим друзьям. Нет, он не ходит со спесивой мордой, хотя у совсем глупых и такое бывает, но спесь захватывает его изнутри, незаметно, как метастазы. Ты думаешь, что нет ее в тебе и быть не может, но она потихоньку делает свое дело.

– Ну, скажешь тоже.

– Да, да. Она, как хамелеон, разные формы принимает. Может и добротой прикинуться, и достоинством, и благотворительностью с меценатством. Да что говорить, ты через год сама себя не узнаешь.

– Я тоже буду спесивой, да? Не смеши, Оль. Не буду я меняться, как жила, так и буду жить. На работу ходить, ребенка растить. Меня все в жизни устраивает! И скромное жилье устраивает, и даже цветок-самоделка на кухонной стене устраивает. И я ничего менять не собираюсь, и не надо меня пугать. Ты же не изменилась, когда у тебя появились деньги, правда? Почему я должна измениться?

– Ну, сравнила… У меня ведь нет ничего своего, по сути. Я просто замуж вышла, стала частью состоятельной семьи, могу пользоваться ее благами. Это другое, Арин. Мое внутреннее ощущение мира осталось нетронутым. А твой Родя, к примеру… Он ведь убежал не от тебя, он убежал именно за спесивыми ощущениями, которые я тебе живописала. И ошибся, конечно же, и стал всего лишь моделью для чужих ощущений. Дорогое платье, которое напяливают на модель, ей вовсе не принадлежит… А теперь, видать, понял свою оплошность, уши навострил, засуетился. Успел нервной жизни хлебнуть, Лерка у нас девушка беспокойная, хочет из него крутого денди слепить, чтоб другие завидовали. Совсем задергала парня.

– Он сам этого хотел, Оль.

– Не знаю я, чего он хотел. Знаю только, что сейчас локти кусает. Так что решай – хочешь в долю? Или Родю обратно хочешь? Только честно, Арин.

– Я сейчас ничего не хочу, Оль. Я болею, встать не могу.

– А что с тобой?

– Да уже не хочется рассказывать… Совсем ты меня с толку сбила. Или я еще не проснулась. А который час, Оль? Погоди… Это что же, половина одиннадцатого! Меня ж на работе потеряли… Надо позвонить и сказать, что я не приду.

– Ладно, звони, потом про свои болезни расскажешь. Надеюсь, ничего серьезного не произошло, я тебя в надежных руках оставила. Ване от меня привет передавай…

– Какому Ване?

– Арин, ты что? Не пугай меня. Ваня – это Иван.

– А… Просто мне непривычно.

– А как ты его называешь? По имени-отчеству? Разрешите, мол, обратиться с вопросом?

– Нет, но…

– Да все я поняла про ваши высокие отношения, можешь не оправдываться.

– Я не оправдываюсь… Прости, Оль, но мне действительно на работу позвонить надо. Я ж тебе рассказывала, какой у нас генеральный директор строгий.

– Помню, помню. Как сказал известный поэт – чем незначительнее фирма, тем генеральнее директор. Не обижайся, шучу. Все, все, отключаюсь, звони своему генеральному. Пока.

– Пока, Оль…

Разговор с директором занял немного времени. К счастью, он оказался в добром расположении духа и вполне искренне посочувствовал ей, посоветовал принять аскорбинку, а в течение дня пить больше чаю с малиновым вареньем. Арина вежливо поблагодарила – не расскажешь ведь всей подоплеки недомогания.

Потом она долго лежала, глядя в окно и сжимая в ладони телефон. Ждала – сейчас Иван позвонит. Чем больше длилось ее ожидание, тем больше разрасталось внутри обиженное недоумение. Можно было, конечно, самой кликнуть его номер. Но не хотелось, и все тут. Потому что девочки первыми не звонят, это неправильно.

К обеду совсем извелась – ну что такое? Какие еще «девочки первыми не звонят»? Или жди, или не жди, или сама звони, других вариантов нет! И вообще… Что за лирические терзания на фоне нервного срыва? Надо бы настучать по голове этой «девочке» да ткнуть носом в сложившиеся обстоятельства, чтобы не воображала лишнего. И пусть перестанет романтизировать «мальчика», вовсе она ему не нужна… И правильно делает, что не звонит.

Хотя пребывать в терзаниях было приятнее, чем прокручивать в голове ночные страхи. Наверное, так работает инстинкт самосохранения – спасается в обманной кокетливой лирике. Ладно, пусть спасается. Пусть будет инстинкт… Но девочки первыми все равно не звонят. И точка.

Наконец, телефон в ладони ожил, и сердце Арины толкнулось маленьким торжеством – ага! Давно бы так! Даже не глянув на дисплей, быстро приняла вызов.

Звонил не Иван. Звонил Родя. И говорил почему-то шепотом, пугливым и осторожным. Никогда раньше не слышала в его голосе такой шелестящей интонации.

– Здравствуй, Арин. Как ты? У тебя все нормально?

– Да, нормально. Ты почему шепчешь? Горло болит? Если простудился, то надо принимать аскорбинку и пить больше чаю с малиновым вареньем. Так мне сейчас директор сказал. У тебя есть малиновое варенье?

– Что? Я не понял… Какой директор, какое варенье, Арин?

– Обыкновенное. Из ягод.

– Арин… Ты надо мной сейчас издеваешься? Ты обиделась, да, но пойми, Арин…

– Да нисколько я не обиделась, что ты! Живи дальше и будь счастлив!

– Ну все, хватит паясничать, прошу тебя.

– Паясничать? Ты и впрямь считаешь, что я паясничаю? Смейся, паяц, над разбитой любовью моей?

– Арина, послушай… Я виноват, я знаю. Но давай поговорим нормально, мы не чужие друг другу люди! В конце концов, ты носишь моего ребенка. И я чувствую за него ответственность.

– Насколько я помню, ты советовал мне сделать аборт. А про ответственность ничего не помню. Ты что-то путаешь, Родя.

– Арина, дай мне сказать… Дай объяснить…

– Да что тут объяснять? Я тоже очень хотела, чтобы ты объяснил. Помнишь, на дне рождения у Ольги? Очень хотела…

– Да я все понимаю. Прости. Я вел себя по-хамски. Но потом я долго думал…

– А ты не думай, Родь. Ты за вещами приезжай. Я их собрала, кстати.

– Да при чем здесь вещи! Слушай, Арин… Давай поговорим нормально, без истерики. Давай я вечером приеду, и мы поговорим. А может, пообедаем вместе? Ты сейчас где, на работе?

– Нет.

– Значит, дома?

– Нет.

– А где?

– Хм… Так и хочется одним емким словом сказать – где. Жаль, не умею. А то сказала бы. Так и пляшет на кончике языка.

– Арин… С тобой что-то случилось? Ты раньше другая была.

– Другая – это какая? Любящая, белая и пушистая?

– Да, именно такая. Может, я не знаю чего? Наверное, что-то произошло в твоей жизни, да? Я знаю, у тебя отец умер… Почему ты мне не позвонила? Я бы пришел на похороны.