— Я же вижу, что творится! — взмахнул рукамитот. — Не ты, так другая престарелая штучка может совратить его! Это жепросто поветрие какое-то.

— Тоже мне, наседка! — обиделась Глаша. — Ивообще: какая я тебе престарелая? Если престарелая, нечего изображать из себярыцаря в сияющих доспехах!

— Прости, что обидел, — исходя ядом, ответилСтрельников, — но ты уже немолода, и этот факт не утаишь.

— Пошел ты! — сказала Глаша.

— Я пошел спать, — заявил тот.

Он рывками стащил с себя одежду, завернулся в простыню иулегся на диван, отвернувшись носом к стене. Глаша тоже легла и, погасив свет,долго смотрела на него в темноте. Он напоминал ей большой кокон. «Интересно,что из него вылупится утром?» — подумала она перед тем, как провалиться в сон.

Утром из Стрельникова вылупился мужчина, опаздывающий наработу. Глаша проснулась, когда он уже зашнуровывал ботинки, держа во рту кусокколбасы.

— Надеюшь, ты никуда сегодня не пойжешь! —прошамкал он, сворачивая шнурки в бантики. Проглотил кусок и поднялся на ноги:

— Скажи, что плохо себя чувствуешь.

— Чего это вдруг? — трусливо спросила Глаша, хотяотлично знала — чего.

Синие «Жигули» без номеров! Вдруг они поджидают еегде-нибудь возле дома? Все-таки она пообещала не покидать квартиру, но черезполчаса раздался телефонный звонок, и Глаша услышала на том конце провода голосНежного.

— Глашенька, я завтра встречаюсь с коллегами изКанады, — сообщил он. — Не могли бы вы не задерживаться? Нам с ваминужно обговорить концепцию моего выступления о взаимовыгодном сотрудничестве.

Глашенька начала было бормотать что-то насчет того, как унее болит голова и вообще, но Нежный либо сделал вид, что не понимает ее намеков,либо ему и в самом деле были глубоко чужды переживания подчиненных.

Ничего не оставалось делать, как пилить на службу. На улицеГлаша вела себя максимально осторожно и не подходила к краю тротуара. Когда онанаконец открыла дверь профилактического центра, то была мокрой с головы до ноги чувствовала себя, как молодой боец, справившийся с опасным заданием.

— Глашенька, — сказала Раиса Тимуровна плаксивымшепотом, — Глашенька, Андрей Васильевич бесчинствует. Петр Сергеевичникогда себя так не вел!

— Что значит — бесчинствует? — тоже шепотомспросила та.

— Он заставляет меня бегать за кофе в соседнийресторан! — расширила глаза та. — Бросил на стол пятьсот рублей ивелел купить шариковых ручек и бумаги, как будто я собака какая!

— Собаки, Раиса Тимуровна, не способны ходить запокупками, — раздался ласковый голос Нежного, который появился в приемнойбуквально ниоткуда. — В ином случае я бы посадил за ваш стол своегошарпея. Ему и зарплату платить не надо.

Подвойская, потратившая на свой маленький бунт все душевныесилы, тотчас же растеклась по стулу, словно кусок опавшего теста.

— Я, Андрей Васильевич, готова вам помогать, —сказала Глаша, чтобы отвлечь его внимание.

— Не надо мне помогать, — все так же ласковоответил тот. — Просто выполняйте свою работу.

«А ты мне не нравишься, — неожиданно подумалаГлаша. — Сутенер хренов!»

Нежный поманил ее за собой в кабинет и велел:

— Присаживайтесь. Умеете стенографировать?

— Нет, — сказала Глаша и добавила:

— Я же референт, а не секретарша.

— Ничего-ничего, — успокоил ее тот. —Дорастете и до секретарши.

Это было так обидно, что Глаша даже прикусила губу. Неужелитеперь придется работать под началом у этого типа?

— Петя обращался с вами по-другому, да? —неожиданно спросил Нежный, прочитав Глашины мысли у нее на лице. — Ну,извините. Я нервничаю, знаете ли. Убийство — это такое дело! — Он возделуказательный палец вверх, показывая, какое серьезное дело — убийство. —Хорошо хоть, оно не имеет непосредственного отношения к нашему профилактическомуцентру.

— Откуда вы знаете? — не удержалась и спросилаГлаша.

— Как откуда я знаю? — опешил тот. —Следствие не скрывает, что подозревает в убийстве Кайгородцева его жену. —Нежный закинул ногу на ногу и поглядел на Глашу ярко-синими глазами вупор. — Думаю, она не просто так пропала. Наверное, покончила с собой,бедняжка, когда поняла, что натворила.

— Ничего она не покончила! — заявила Глаша. —Она жива и прекрасно себя чувствует. Я только вчера с ней разговаривала.

Нежный криво улыбнулся:

— Что вы такое говорите, Глаша? Ничего она не жива. Онапокончила с собой, другого и быть не может. Шутка ли — разбить головусобственному мужу!

— Она жива, Андрей Васильевич! — уперлась Глаша.

Несмотря на то что большой босс сохранял прежнее выражениелица, она почувствовала в нем некий тектонический сдвиг. Живая и здороваяСусанна совершенно точно не вписывалась в его миропостроение. Глаша решила идтива-банк.

— Я могу вам доказать! — заявила она, решительнодостав из сумочки бумажку с номером мобильного телефона, который ей вчерадали. — Вы ведь хорошо знаете голос Петиной жены? То есть вдовы?

— Да, хорошо, — странным голосом ответилНежный. — А какое это имеет значение?

— Имеет. Просто слушайте и ничего не говорите.

Она набрала номер и, дождавшись ответа, воскликнула:

— Сусанна! Это Глаша Медвянская.

После чего сунула трубку в руки Андрея Васильевича.

— Здравствуйте, Глаша! — воскликнула трубка оченьузнаваемым голосом Сусанны Кайгородцевой — низким и хрипловатым. — У васкакие-то новости?

Нежный окаменел, и Глаша еле вырвала телефон из егоскрюченных пальцев.

— Я тут на работе, — не зная, как, собственно,объяснить свой звонок, начала Глаша. — У нас говорят, будто бы милицияищет ваше тело. Они там считают, что вы убили Петю, а потом в порыве отчаянияпокончили с собой. Может быть, вам стоит все-таки объявить о том, что вы живы?Собственно, это все, что я хотела сказать.

— Я подумаю, Глаша. Спасибо, что позвонили.

Нежный сидел очень прямо и смотрел сквозь стену в мировоепространство. Его зрачки казались средоточием ужаса.

— Не может быть! — прошептал он и вдруг совершеннонеожиданно для Глаши закричал тонким голосом:

— Сука! Сволочь! — И забил кулаками пополированной поверхности стола. Одновременно он топал ногами и мотал головой.На его губах показалась слюна.

Глаша вскочила на ноги, рассыпав по полу листы из папки.

— Андрей Васильевич! — испуганно пробормоталаона. — Вы что?