а сквозь. За прозрачной стенкой — бесконечность, состоящая из малиновых, зеленых и золотых всполохов. Они ведут себя одновременно как свет и жидкость. Вспыхивают. Распадаются. Растекаются во все стороны. Красиво и… страшно. Кажется, можно легко затеряться в этом зазеркальном, точнее внутризеркальном космосе. Забыть себя и бесцельно проплавать всю жизнь среди огней. Я крепче вцепляюсь в плечо Грифа.

Слева расцветает неоновый всполох и озаряет маленький белый предмет, парящий в невесомости. Свиток!

— Он там!

Голос звучит неестественно, искаженно и эхом разлетается по пузырю. Я тяну короля в нужную сторону, и мы, сопровождаемые вспышками, будто фейерверком, плывем к цели.

Из очередного всполоха высовывается рука — хрупкая, детская, — хватает свиток и исчезает вместе с ним. Мы с Грифом замираем.

— Вот же мелкая гадина, — цедит он.

— А такое с тобой тоже было? — с надеждой спрашиваю я.

— Нет. Сестра не воровала мой свиток.

— Сестра? Чья сестра? Твоя?

Гриф смотрит на меня как на динозавра в бальном платье: что за диковинное и несуразное создание? Если честно, мне даже не обидно. Примерно так я себя и ощущаю.

М-да, тапочки в виде динозавровых лап очень кстати.

— Нет. Не моя. — Король разворачивается. — Все, возвращаемся.

— А как же свиток?

— Никак. Сестра не просто так его украла. Когда она выкатит условия, тогда и будем думать.

— Да что за сестра-то?

— Младшая сестра Смерти, — говорит Гриф, и мы выныриваем обратно в бар.

— Свитка там не было или вас опередили? — спрашивает Инна, глядя на наши пустые руки.

— Сестра вмешалась.

У девушки-стихии становится такое лицо, словно разом заныли все зубы. Никаких уточнений ей не требуется, она сразу понимает, о ком речь. Внезапно вдарив кулаком по стене, Инна выдает матерную тираду, а потом, подув на костяшки, абсолютно спокойным голосом добавляет:

— Идите спать. Бруевич вам постелил. Утро вечера му… Да, уже утро, но вам все равно нужно поспать. Хотя бы пару часов.

— Мне надо домой, — говорю я и поворачиваюсь к Грифу: — Можешь перебросить меня? Ну, через зеркало. Только вначале объясни, кто такая сестра Смерти и зачем она забрала свиток.

— Тебе лучше остаться, — говорит король.

— Почему это?

Его безапелляционный, резкий тон вызывает одно желание: не подчиняться.

— Потому что ты ничего не знаешь. Вообще ничего, — раздраженно и устало поясняет Гриф. — А раз сестра решила поиграть с тобой, лучше находиться с людьми, которые что-то понимают и могут помочь.

— Он тоже понимает и может помочь. — Я киваю на сатира. Склонившись над рубиновым мечом, рогатый о чем-то спорит с Бруевичем. До слуха долетают слова «эргономичный» и «фигня».

— Да, но он не человек.

Я не нахожу что ответить Грифу. Король, решив, что дискуссия окончена, разворачивается и уходит вглубь бара. Инна мягко толкает меня в спину.

— Мне что, силком тебя укладывать? Спеленать, спеть колыбельную? — по-доброму бухтит она. — Ты себя видела? Коленочки дрожат, как у новорожденного олененка. Сейчас рухнешь тут и задрыхнешь прямо на полу.

Я смиряюсь и под конвоем Инны плетусь в сторону трубы. За ней обнаруживается разложенный диван, застеленный жутким бельем с лебедями и сердечками.

— Господи Исусе, Бруевич! — Инна тоже не в восторге от китча. — Не мог выбрать что-нибудь поприличнее?

На полу валяются ботинки, куртка и поясная сумка Грифа, а он сам лежит на диване, у стенки, по горло завернутый в пустой пододеяльник. Глаза закрыты, лицо, вечно напряженное и усталое, сейчас расслабленно и спокойно.

Я сажусь на краешек дивана.

— Кто она такая, младшая сестра Смерти? — шепотом спрашиваю у Инны.

— Спи. Потом поговорим. А вы, орлики, хватит галдеть! — Девушка-стихия устремляется к сатиру и Бруевичу.

Я укладываюсь на спину, стараясь не задеть Грифа. Вообще пытаюсь держаться от него как можно дальше. Я еще никогда ни с кем не спала в одной постели — даже в таком, самом невинном, смысле. Нормальные девчонки часто ночуют у подруг и запросто дрыхнут в обнимку, но это не моя история. Все, кого я называла подругами, умерли. А те, кто теоретически могли ими стать, в ужасе разбежались от меня во все стороны.

На самом деле разбежались. В буквальном смысле.

Я утыкаюсь лицом в подушку, прикусываю ее уголок и тихо мычу, пытаясь прогнать картинку из прошлого. Надо же, моим последним школьным воспоминанием будет не выпускной или какой-нибудь сложный экзамен, а испуганные крики одноклассников и их отдаляющиеся спины.

Ну хоть камнями не закидали.

В следующую секунду в голове будто выключают свет. Наступает блаженная тьма: без мыслей, без переживаний. Я растворяюсь. Сахар, залитый кипятком. Эхо, отзвучавшее в колодце. Иногда хорошо быть тем, чего нет.

И вдруг я снова появляюсь.

Чувствую, как что-то теплое и сильное обхватывает меня. Ветерок, пахнущий кофе, щекочет ресницы. Ко лбу прижимаются губы, сухие и горячие.

Я распахиваю глаза и вижу лицо Грифа, близко-близко. Уголки его рта то поднимаются, то опускаются. Под закрытыми веками беспокойные движения. Я пытаюсь отстраниться, но трефовый король крепко прижимает меня к себе.

— Гриф, пусти!

Он выдыхает, вновь обдавая запахом кофе, и шепчет:

— Вита.

— Гриф! — Я пихаю его в живот коленом.

Очнувшись, король несколько секунд непонимающе смотрит на меня, будто силится вспомнить, с кем делит диван. Затем он садится и, пряча глаза, хриплым голосом спрашивает:

— Я что-то говорил?

— Да. — Я тоже сажусь. — Сказал: «Вита». Больше ничего.

— И я… что-то делал? Мешал тебе спать?

— Нет. — Не знаю почему, но я не хочу вдаваться в подробности.

Гриф встает и, натянув ботинки, уходит.

В закутке тотчас появляется сатир. Плюхнувшись рядом, он треплет меня по волосам и заявляет:

— Хорошая у трефушек штаб-квартира! Нравится мне тут. Все скромно, но со вкусом. Ну кроме этого убогого бельишка с лебедями. — Продолжая трепать языком, он поддевает ногой поясную сумку короля и тянет к себе. — Надо бы тебе, малыш, избавиться от пухляшки и занять ее место.

— Я все слышу! — кричит Инна.

— Нет, серьезно, — продолжает рогатый, увлеченно и совершенно бесшумно копаясь в вещах Грифа. — Я даже помогу тебе растворить тело. Хотя нам понадобится много, о-очень много кислоты.

— Чем это ты занят, орлик? — Инна выглядывает из-за трубы. — Во-первых, твою ненаглядную колбу я давно перепрятала. А во-вторых, замечания о лишнем весе меня не задевают. Я принимаю себя такой, какая есть. Чего и тебе желаю. Успокойся и живи в том теле, которое тебе дано.

— Ты просто не видела меня без рогов и копыт. Отдай колбу — и обещаю, ты не пожалеешь, — ухмыляется сатир.

— Ага, щас. Грипп, ну ты как? Получше?

— Вроде. — Я пожимаю плечами. — А сколько времени?

— Около девяти.

— Можно позвонить?

— Почему нет. — Инна бросает мне мобильный.