Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зеркало, это действительно зеркало!
Отражение вздрагивает еще раз — и замирает. Замирает раньше, чем я, и больше не двигается. Опускаю руку, мотаю головой, разеваю от удивления рот — зеркальная я остается неподвижной. Она похожа на фигурку, вырезанную из бумаги и приклеенную с той стороны. Я смотрю на нее как завороженная и не знаю, что делать.
Силуэт постепенно истончается, теряет краски и растворяется. Но зеркало не пустеет. Там кто-то есть, в глубине. Я приглядываюсь.
Внутри серебряной глади стоит девочка. Лет восьми или девяти. Худенькая и словно фарфоровая.
Я бросаю взгляд за спину — там, разумеется, никого. Тогда я снова поворачиваюсь к зеркалу и вздрагиваю от неожиданности. Девочка успевает приблизиться и теперь стоит совсем рядом. Две белоснежные косички лежат на плечах, как лунные дорожки. Скромное серое платье украшено крохотными нераскрытыми бутонами роз, вышитыми на груди и рукавах. На милом личике — недетская серьезность, будто голову девочки занимают тяжелые мысли о будущем всего человечества. И что-то неуловимо знакомое мерещится мне в чертах зазеркальной гостьи.
— У меня хотят украсть любимую игрушку, — говорит девочка, и ее нижняя губа вздрагивает. — Помоги мне. Пойдем со мной. Ты спасешь мою куклу, а потом мы можем поиграть вместе. Мне так одиноко. — И она протягивает руку.
Розовые кончики пальцев высовываются наружу, словно из воды. Я хочу взяться за них и нырнуть вглубь серебра, но мешкаю, вспоминая про сатира и Грифа. Да, король умеет проходить сквозь зеркала, — значит, он выберется из Терновника. А сатир точно не пропадет, даже если останется тут, он же нечисть. Я могу уйти, помочь девочке и немного поиграть с ней, а главное — скорее выполнить четвертое задание. Меня охватывает нервозно-азартное чувство, и рука сама тянется к детской ладошке. Интуиция подсказывает: благодаря девочке я запросто проскочу сквозь зеркало. Да, я могу уйти.
Нет, не могу. Мне нужно знать, что с сатиром и Грифом все в порядке. Зеркало найдено, но это не значит, что больше я ни на что не способна. Сейчас найду предмет поувесистее и вернусь на первый этаж. Мне не очень-то хочется драться с безумным дедом, да и сил почти не осталось, но другого выхода нет.
Отдернув руку, я качаю головой и говорю девочке:
— Извини.
— Грипп! — Сатир и Гриф хором окликают меня, и я оборачиваюсь, чувствуя невероятное, головокружительное облегчение.
Они подходят ко мне. Сатир подволакивает ногу, все лицо у него в волдырях и ожогах, а с плеча свешивается подобранное пальто. У короля рассечена бровь, щеки вымазаны сажей, одежда сильно изодрана, а в руке — оружие из корзины.
— Слушай, последний раз предупреждаю, брось бяку, — говорит сатир Грифу, указывая взглядом на ношу.
— Ни за что, — отрезает тот. — Чертова кукла лишила меня любимого тесака, так что я имею право на компенсацию.
Я смотрю в зеркало: девочки там нет. Только мы втроем: сатир морщится и старается не смотреть на свое отражение, а Гриф решительно хмурит брови и делает шаг вперед. Не знаю почему, но я чувствую сожаление. Или скорее вину. Надеюсь, с девочкой все будет нормально.
— Ну а теперь хватайтесь за меня, — говорит король.
Мы с сатиром вцепляемся в него с двух сторон и шагаем в зазеркалье.
Глава 16. Выпить эспрессо в баре «Депрессо»
Я думала, что пройти сквозь зеркало — это как нырнуть в воду, только без намокания. А на самом деле совсем по-другому.
Вначале я чувствую прохладу. Она натягивается на кожу, как резиновая маска, плотная и эластичная. Потом маска истончается, превращаясь в мыльный пузырь, и я оказываюсь внутри него. По внешней стороне плавают радужные пятна, принимая формы крылатых змеев, кентавров, женщин-скорпионов, — удивительно, но все они совершенно нестрашные. В химерах нет ни капли мрачности или злобы, — может, потому, что они разноцветные и двигаются так, будто танцуют. А еще, кажется, улыбаются.
Ноги на мгновение теряют опору, но я не падаю, а парю. Правой рукой держусь за плечо Грифа, левой сжимаю ладонь сатира. Давно я не чувствовала такого умиротворения. Возможно, вообще никогда. Каждая клеточка тела словно поет: «Домой, мы возвращаемся домой». Пузырь беззвучно лопается, и подошвы касаются пола. Он твердый, холодный и немного липкий. Ой, да я же босая!
— Ну и кто тут у нас? — рокочет незнакомый голос.
Я поднимаю взгляд и столбенею. Напротив, подбоченившись, стоит девушка. Пышные формы обтянуты изумрудно-зеленым платьем, темные кудри перехвачены скрученной в жгут банданой, а длинные стрелки на глазах нарисованы настолько идеально, будто над ними работала команда стилистов. Но не это главное. Не это пригвождает меня к полу и сбивает дыхание. Девушка похожа на полноводную, бурную реку. Или на грозу со шквальным ветром и молниями. Словом, на стихию. От нее исходит дикая, захлестывающая энергия.
Девушка-стихия неспешно оглядывает меня и задерживается на босых ступнях. Я неловко переступаю с ноги на ногу.
— Бруевич, тапки! — Звонко щелкают пальцы.
— Я что тебе, Бобик? — раздается из глубины комнаты.
Скрипят пружины, шаркают шаги, и доносится невнятное ворчание. Я различаю слова «иерархия», «валет» и «нечестно».
— В общем, это Грипп Петрова. — Трефовый король отцепляет мою руку от своего плеча (а я и не замечала, что по-прежнему держусь за него).
— Да уж догадалась, — говорит девушка-стихия. — Меня зовут Инна. Будем знакомы.
— Привет, — выдавливаю я.
— Хватит так на нее пялиться, а то я начну ревновать, — мурлычет мне на ухо сатир.
Я поворачиваюсь к нему. Рога и копыта вернулись, а вот от «Митеньки» не осталось и следа. Даже свежие ожоги исчезли.
— А это что за покемон? — спрашивает Инна.
— Просто безымянный «волшебный помощник», — представляется рогатый, показывая пальцами кавычки. — Класс: нечисть. Отряд: великолепные. Подотряд: сногсшибательные. А теперь поведайте-ка нам, ребятки, где это мы очутились? Что у вас тут, бар? А «Гремучего дятла» подаете?
Я озираюсь вокруг.
Действительно, мы с сатиром опять оказались в баре, но с «Головорезом» у него — слава богу — нет ничего общего.
На кирпичных стенах висят виниловые пластинки, кашпо с цветами и дорожные знаки. Круглые столики обступают разномастные стулья: одни словно перекочевали из дворца, другие — с ближайшей помойки. В середине комнаты стоит бильярдный стол, из углов помигивают игровые автоматы. Дальний левый закуток отведен под сцену, и ее большую часть занимает ударная установка. Справа от пола к потолку тянется толстая труба. За ней мелькает чей-то силуэт, — наверное, там шастает не-Бобик.
А еще тут есть этажерка с книгами. Прямо рядом с зеркалом, из которого мы только