И он, развернувшись, решительно повёл меня прочь из зала, не говоря больше ни слова и не позволяя мне элементарно обдумать всё, что было сказано. А подумать стоило о многом… например, о том, что Садхор оказался невероятно благороден, раз решил… не оставлять меня себе, а вернуть домой. И даже согласился исчезнуть из моей жизни. Это же благородно, очень…

Очень…

А ещё это очень больно.

Я просто позволяла ему уводить меня куда-то в неизвестность, просто шла следом, даже руку свою не забрав из его ладони, и просто… Ничего страшного. Это правильное решение. И достойное. Я должна быть благодарна ему за него.

К сожалению, я нашла в себе на это силы лишь тогда, когда Садхор открыл какую-то дверь и отошёл, пропуская меня внутрь, а сам вообще намереваясь уйти.

— Спасибо, — прошептала я, беспомощно глядя в его неестественно прямую удаляющуюся спину.

Мужчина помедлил на несколько мгновений, затем, не оборачиваясь, сухо сказал:

— Твоя спальня. Я верну тебя домой завтра утром.

И он ушёл, так больше ничего и не сказав.

Даже не взглянув на меня, хотя я продолжала стоять там, у открытой двери, и наивно ожидать, пока он посмотрит… хотя бы на повороте… Но он не посмотрел.

На негнущихся ногах я вошла в комнату… под потолком тут же вспыхнул тусклый огонёк. Не глядя по сторонам, закрыла дверь и… и, не выдержав, прислонилась к ней лбом, устало прикрыв глаза. И стояла я так долго, очень долго, стараясь не думать ни о чём вообще, а потом прошла к постели, которая была вот прямо тут же, легла поверх алого покрывала и свернулась клубочком.

Неспокойный сон пришёл всего через пару минут.

***

Щеки коснулись чьи-то ледяные пальцы — самые кончики, едва-едва ощутимо, будто боясь помешать даже прикосновением.

— Беги от меня, — тихий, с трудом различимый шепот, — беги, девочка, так далеко, как только можешь. И нежное прикосновение чужих губ к моим губам.

— Почему? — Прошептала я, не открывая глаз.

Совсем тихий, полный невыносимой тоски стон…

— Станешь моей, и я не отпущу. Никогда. Никуда.

И Садхор, не удержавшись, ещё раз коснулся моей щеки кончиками пальцев, но лишь на мгновение, а уже в следующее скрипнула открываемая дверь, а сам он, уходя, повторил:

— Беги от меня.

И ушёл, а я сама самым невообразимым образом провалилась обратно в сон.

Утром меня разбудил чей-то настойчивый стук в дверь. Нежеланный визитёр нагло игнорировал мои мольбы о ещё пяти минутах сна и продолжал стучать до тех пор, пока я не сползла с кровати, с недоумением скинув непонятно откуда взявшееся покрывало, и не открыла эту несчастную дверь.

Там был девушка в чёрно-красном платье до пола. Внимательно меня оглядев, она молча протянула поднос, на котором рядом с тарелочкой яичницы и кружкой чая лежал сложенный в два раза листок плотной бумаги.

— Спасибо, — буркнула я машинально, потом вспомнила, что меня тут не понимают, забрала поднос и закрыла дверь.

Кажется, за дверью кто-то что-то сказал. Я не поняла ни слова, да и, если честно, даже не пыталась понимать. Вернулась к мятой постели, поставила поднос на столик и… и зависла немного. Потому что я точно помню, что покрывало было одно — я на нём лежала. И оно до сих было здесь, укрывало всю огромную постель. А ещё я помню, что мой ночной визитёр просто… велел мне уходить, а потом ушёл сам. То есть, покрывало он не приносил.

Во всяком случае, я этого не помню.

Думать о том, что Садхор, судя по всему, приходил ночью ещё раз, я просто не стала. Села на край кровати, потянулась, осторожно взяла листок, развернула и с затаённым страхом прочла выведенные там большие понятные буквы: «Жду в саду».

И всё. Кто бы ещё сказал, почему мне даже дышать после этого стало больно?

Завтрак был мучительно долгим… а глаза горели от слёз, которые я сдерживала с огромным трудом. С невыносимо огромным трудом. Есть с комом в горле тоже было неприятно, но я честно старалась.

Когда же моя жизнь успела так запутаться? Как так вышло, что сердце хочет остаться, когда разум говорит, что это невозможно и просто неправильно? И глупо. Очень глупо.

Я не могу остаться. Совершенно никак не могу! Моя жизнь там, дома, а здесь у меня нет ничего — здесь фактически нет меня самой. Даже если я буду полной эгоисткой и останусь здесь вопреки вообще всему — что будет дальше? Садхору не нужен нежеланный гость в его доме, тем более что этот гость стал причиной начинающегося мини-апокалипсиса.

Да, эти безумные пророчества… Я не могу остаться из-за них.

Я не могу остаться по той простой причине, что мой организм не принимает местную пищу и даже воду.

Я не могу остаться в мире, языка которого не знаю.

Я не могу остаться никем. Без семьи, друзей, знакомых — без работы, дома, средств к существованию.

Я не могу остаться, даже если сердце разрывается на части.

Поэтому я улыбнулась, хотя хотелось реветь в подушку. Бабушка всегда говорила, что нужно улыбаться — особенно, когда тебе плохо.

И, подхватив поднос с пустой посудой, с улыбкой на губах я вышла из комнаты, в которую не вернусь больше никогда в жизни.

А в коридоре меня ждала всё та же молчаливая девушка, что, увидев поднос, протянула руки, намереваясь его забрать.

— Я сама, — поспешно сказала я, отойдя на шаг.

Её большие страшные глаза были мне ответом, но возмущаться девушка не стала, просто посмотрела с явным неодобрением.

— Я сама, — повторила я, а затем неуверенно добавил: — пожалуйста.

Неуверенность моя была вполне обоснована — меня тут всё ещё не понимали. И вряд ли уже когда-нибудь поймут, но… улыбаемся и не думаем о плохом.

Очень вежливым тоном девушка попыталась убедить меня в… чём-то. Я стояла, продолжала улыбаться и пыталась её понять, но в итоге не поняла ни слова. Это, наверно, нервы во всём виноваты, но от абсурдности ситуации меня невольно потянуло на смех.

Поняв, что я ничегошеньки не понимаю, девушка оборвала себя на полуслове, тяжело вздохнула, а потом жестом велела мне идти за ней. И мы пошли. И шли мы долго, проходя мимо странно на меня косящихся людей: девушек в похожих платьях, мужчин в форме, несколько раз в окнах я даже видела пролетающих мимо драконов… огромных драконов!

Сегодня в кухне всё было иначе. Нет, сама кухня осталась той же, но вот её обитатели не разбегались в разные стороны, не глядя на меня, как было вчера. Наоборот. Стоило двери открыться, как все они бросили свои дела и слаженно повернулись в мою сторону.

Выглядело жутко, но… я улыбнулась. С улыбкой на губах под многочисленными удивлёнными взглядами прошла к чаше, вода в которой начала набираться даже раньше, чем я подошла. Светло-голубая поверхность дрогнула и взглянула на меня уже знакомыми голубыми глазами.